Фальшивка
для бизнесмена

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ РУВИНСКИМ ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА РУВИНСКОГО ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА.

Искусствовед частной картинной галереи «Аполлон» Тамара Гранина с интересом смотрела на лежавший перед ней документ. Это была экспертиза полотна «Утро в кафе» кисти Ивана Смертина, малоизвестного русского импрессиониста конца XIX века.

Вообще-то заключение предназначалось не ей, а директору галереи Ирине Мелих. Тамара случайно заметила его на столе начальницы, когда занесла документы на подпись. Гранину заинтересовали данные химического анализа. Заключение гласило, что «характер использованных материалов дает основание считать полотно позднейшей фальсификацией с имитацией признаков естественного старения». Иными словами, картина — подделка.

«Скверно», — нахмурилась Гранина. Полотно было «со стороны», не из запасников галереи. Правда, планировалось включить его в выставку работ русских художников конца XIX — начала ХХ века. «-Открытие через месяц. А тут такой конфуз», — подумала искусствовед. Ошибка была практически исключена: экспертизу проводил государственный НИИ Музейной реставрации, известный своей скрупулезностью. Однако у картины уже был сертификат подлинности, выданный Татьяной Полевой, авторитетным в кругах антикваров экспертом. «Раньше она подобных ошибок не допускала, да и репутация ей всегда была дорога….» — обеспокоенно подумала Гранина. Она знала это наверняка, ведь они с Полевой были давними подругами.

Тамара потянулась к телефону — нужно было все перепроверить. Она набрала номер приятеля, эксперта НИИ: — Костя, привет, Гранина -беспокоит!

— Слушаю, Тома.

— Костя, вы ведь недавно проверяли картину из нашей галереи?

— Да, «Утро в кафе». Что-то не так?

— Вы ничего не могли перепутать? — Нет, все результаты перепроверены. Красящие вещества не старше 60 лет. Можно провести -дополнительный радиоизотопный анализ, но это точно не XIX век.

— Спасибо, Костя, я перезвоню.

Гранина в задумчивости повесила трубку. Она спустилась в хранилище, чтобы еще раз взглянуть на картину. С полотна на нее смотрел парижский денди, сидящий за столиком уличного кафе. Гранина невольно восхитилась. Фальшивка, признала она, была исполнена качественно. Рядом стояли другие работы Смертина, и визуально отличить подделку было невозможно: техника мазка была очень похожа. Холст и рама, как показала экспертиза, были изготовлены в XIX веке и косвенно свидетельствовали о подлинности полотна. И подпись была неотличима от подписи Смертина. Мошенники не предусмотрели одного: краски на картине содержали пигменты, появившиеся только в 1950-х годах.

Искусствовед, тяжело вздохнув, выключила свет и вышла из храни-лища. Конечно, это не первая фальшивка, которая попалась ей на глаза. В государственных музеях она проработала 30 лет и перевидала столько -поддельных полотен, что из них можно было бы сделать отдельную выставку. «И она бы пользовалась большим успехом», — грустно подумала Гранина. Но здесь был особый случай.

Подарок

Полотно картинной галерее предоставил меценат — 46-летний Евгений Кормильцев, миллиардер и владелец крупной сотовой компании. Он увлекся искусством, начал коллекционировать картины, а когда познакомился с директором «Аполлона», стал помогать галерее деньгами. За его счет открыли новое хранилище картин, отремонтировали систему отопления зданий. Хотя взамен меценат ничего не просил, Мелих чувствовала себя обязанной ему: он фактически -содержал галерею.

Однажды Кормильцев позвонил директору:

— Ирина Александровна, — сказал он, — я слышал, вы устраиваете выставку русских художников конца XIX — начала ХХ века?

— Да, Евгений Константинович, мы хотим сделать нечто особенное. Найдем редкие полотна, которые ранее не выставлялись. Другие музеи привезут свои работы…

— Чудесно! По этому случаю у меня к вам предложение. Я как раз недавно приобрел одно полотно Смертина...

Интерес к этому забытому художнику, ученику Поленова, появился относительно недавно. Смертин умер в 27 лет от чахотки, однако он был весьма плодовитым и оставил после себя много картин и набросков. Из-за послереволюционной неразберихи его работы вместе с белоэмигрантами разошлись по миру и осели у разных коллекционеров. И Кормильцев, ориентировавшийся на великих меценатов, подумывал собрать их в одну коллекцию.

— Какое? У кого?

— «Утро в кафе», из коллекции графа Константинова.

— Да, я слышала о ней. Говорят, шедевр! Картина считалась утерянной, ее недавно, кажется, нашли.

— Десять лет назад, если быть точным, — произнес бизнесмен. — Я был бы рад, если бы вы показали ее широкой публике. Думаю, среди ваших посетителей найдется немало ценителей.

— Разумеется, это большая честь для нашего музея, — откликнулась Ирина.

Она лично взялась курировать все вопросы, связанные с «Утром в кафе», в том числе экспертизу. Картину, как и все не экспонировавшиеся прежде работы, отправили на проверку. Это была рутинная процедура — сюрпризов никто не ждал. О Полевой, подтвердившей ранее подлинность картины, -ходили легенды. Сами фальсификаторы считали, что обмануть Полеву — все равно что выиграть в кости у Бога. К ее услугам в последние годы прибегали иностранные аукционные дома и частные коллекционеры, интересующиеся русским искусством.

Поэтому когда Мелих узнала результаты экспертизы НИИ Музейной реставрации, то сначала не поверила. Удостоверившись, что заключение -не ошибка, директор позвонила помощнику Кормильцева, который занимался всеми текущими вопросами. Михаил, так звали подручного, предложил встретиться и обсудить проблему лично. Через два часа он подъехал к зданию галереи в центре Москвы.

— Вы знаете, — стала объяснять Мелих, — экспертиза показала, что «Утро в кафе» — подделка.

— Ошибки быть не может?

— Нет.

Михаил на секунду задумался. Этот подчеркнуто вежливый и педантичный мужчина был всегда собран и спокоен. Он выполнял разные поручения и утрясал всевозможные проблемы, пользуясь широкими полномочиями. Именно он курировал покупку полотна Смертина и проверку ее на подлинность.

— Есть два пути, — проговорил Михаил. — Первый — вы -предаете этот факт огласке. В этом случае Кормильцев очень расстроится.

— Но…

— О нет, дело не в том, что за картину он заплатил 700 тысяч долларов. Пострадает его репутация, это раз. И два — едва ли он захочет и впредь финансировать вашу галерею…

— Это шантаж?

— Ну что вы. Это реальность, о которой я вас предупреждаю, — спокойно произнес Михаил. — И вариант второй: вы делаете вид, что ничего не произошло, опираетесь на экспертизу Полевой, утверждающей, что картина — подлинник. И все остается по-прежнему.

— Исключено!

— Подумайте хорошо, я вас не тороплю, — мягко подытожил помощник Кормильцева.

Михаил попрощался и уехал. Ирина задумалась: «Может, позвонить напрямую Кормильцеву? Но что я ему скажу?» Его помощник, очевидно, лучше знал своего шефа, который к тому же оставил его вместо себя. И галерее нужны эти деньги… Мелих вздохнула и вышла из кабинета. В коридоре она столкнулась с Граниной. Та принимала новую партию картин, присланных на выставку из других музеев.

— Как идет работа? — Все в порядке. Ирина Александ-ровна, а что с картиной Смертина?

— А что с ней? — Мелих удивленно подняла брови. — С ней все в порядке, насколько мне известно. Будем выставлять.

Директор произнесла это с едва заметным нажимом.

— Хорошо, — медленно ответила Гранина.

«Получается, начальство хочет скрыть факт подделки? — подумала она. — Интересно, а Кормильцев в этом участвует? А Полева?»

В мире искусства эксперт целиком и полностью зависел от своей репутации. На ее создание Полева положила полжизни и едва ли сознательно стала бы ею рисковать. Может, ошиблась? «Все эксперты хоть раз ошибаются. В конце концов, и на старуху бывает проруха», — успокоила себя Гранина.

Распахнув окно, выходившее во внутренний дворик картинной галереи, она окунулась в летние запахи и стала вспоминать все, что знала о картине. Десятилетиями она считалась пропавшей, но неожиданно всплыла во Франции. Якобы полотно хранилось у одного родовитого француза, поклонника русского искусства. После его смерти коллекцию унаследовал внук, решивший все продать, чтобы рассчитаться с долгами. То, что с молотка ушло полотно кисти Смертина, выяснилось позже. Спросить у покойного, откуда оно у него, не представлялось возможным, но, как гласил каталог, картину он купил у наследников графа Михайлова, бежавшего в Париж от большевистской революции.

В Россию картина попала якобы так: уважаемый немецкий банкир, которому ее преподнесли в подарок, продал ее московскому коллекционеру Иннокентию Григорьеву — человеку с репутацией надежного продавца работ малоизвестных и забытых художников. «Вообще-то он специализируется на русском авангарде, — подумала Гранина, — но всегда не прочь заработать на перепродаже».

Желая все выяснить, она позвонила Полевой, работавшей главным экспертом в Музее изобразительных искусств имени Репина.

— Таня, скажи, ты проводила -экспертизу «Утра в кафе» Смертина?

— Да, — прозвучало в ответ после паузы. — А в чем дело?

— Есть разговор. Нам нужно встретиться.

— Хорошо, давай вечером после работы, часов в восемь. Сможешь ко мне подъехать?

— Договорились. Буду у тебя.

Старые подруги

На встречу Гранина поехала на метро — машиной она так и не обзавелась. «Это бремя -принципиальности,  — отшучивалась искусствовед. — В нашей профессии она с деньгами редко сочетается». Она знала, что ее коллеги, чтобы -обеспечить себе безбедную старость, занимались легализацией фальшивок. Но для нее это было совершенно неприемлемо.

В подъезде было темно. Ориентируясь на тусклый свет кнопки лифта, Гранина вызвала кабину и поднялась на пятый этаж. Интуитивно нащупала кнопку звонка. Позвонила три раза. Дверь открылась дверь, и в проеме показалось взволнованное лицо Полевой.

— Проходи-проходи. Чай будешь?

Гостья зашла в скромно обставленную двухкомнатную квартиру. Стенные шкафы были забиты книгами по самым разным наукам, на столе лежал раскрытый справочник.

— Тань, ты знаешь по какому я к тебе делу? — осторожно спросила Гранина, когда они расположились за столом.

— Догадываюсь. Выкладывай.

— У нас скоро выставляется холст Смертина. Ты дала заключение, что он подлинный. Но это оказалось не так... Есть химическая экспертиза.

Полева молчала.

— Скажи, что ты ошиблась, — -нарушила молчание Гранина. — Я не знаю, что думать!

Полева обреченно обронила:

— Не ошиблась. Черт, кто же знал, что он понесет картину к вам!

— Что?! Ты с ума сошла?

— Давай договоримся, что этот разговор останется между нами. А дальше поступай как знаешь.

— Ладно. Я слушаю.

Собравшись с духом, Полева рассказала, что дала ложное заключение по просьбе коллекционера Григорьева. Тот, вероятно, с самого начала знал, что полотно — фальшивка. И, предположила она, вся комбинация, начиная с появления холста во Франции, — его рук дело. «Но я не исключаю, что изначально найденная картина была настоящей, а потом ее подменили», — заметила Полева. Как бы то ни было, коллекционер обратился к ней.

— На кой черт тебе это нужно? — кипятилась Гранина. — А как же репутация?

— Подделка была изумительной, кто же знал, что она попадет на пуб-личную выставку… Продавали-то ее в частную коллекцию!

— Но зачем? Только не говори, что ради денег...

— Именно так. Григорьев предложил 100 тысяч долларов. Но это не все. — Палева закуталась в плед. Во-первых, пояснила она, деньги были нужны репинскому музею. И Григорьев регулярно их давал.

— Зарплаты маленькие, жить на них невозможно, люди уходят. А так мы доплачивали из внебюджетных фондов. Если бы я не согласилась, Григорьев едва ли продолжил бы финансирование.

— А во-вторых?

— А во-вторых, я сыта по горло нищенским существованием! Кроме того, мне нужны деньги на исследования. Кто их будет финансировать? Государство, что ли?

— Слушай! — Гранина наклонилась к подруге. — А ты не боишься, что подлог раскроется? И сядешь ты за соучастие в обмане, не говоря уже о том, что кончишься как эксперт.

— Не драматизируй. Ты же знаешь, что эксперт всегда имеет право на ошибку. У меня их не было, а тут бац! — ну не повезло. И умысел доказать практически невозможно. Ты посмотри, ни одного же эксперта не осудили за ложное заключение. Поэтому у нас 30% картин на рынке — поддельные. Владельцы даже не подозревают об этом и ничего — живут. Да и кто в основном покупает картины: золотые мальчики, которые в искусстве ни бельмеса не смыслят! Им все это для понтов нужно, таких не жалко.

— Извини, но это не оправдывает обмана.

— Да, ты права. Но что поделаешь?

...Гранина вышла от подруги в смятении. Ее принципы требовали сообщить о подлоге. Скандал, скорее всего, лишил бы галерею «Аполлон» покровителя. Как и музея Полевой. На ее карьере был бы поставлен крест. В то же время логика выживания требовала промолчать. К тому же сама она ничем не рисковала и напрямую ее эта проблема не касалась. «Промолчу, и всем будет только лучше. Примеров тому масса. Но это означает пойти против принципов, — рассуждала она. — Ну и выбор! Как говорится, оба варианта хуже. Нужно что-нибудь придумать».

Как поступить искусствоведу?

Никита Семенов,
юрист, специалист по обороту предметов искусства

Прежде всего надо сказать, что Полева выступает соучастником мошеннической сделки. То есть ей сообщили, что картина поддельная, она признала это, взяла деньги и выдала ложное заключение о ее подлинности. И наш главный герой, искусствовед Гранина, должна это понимать. Конечно, разоблачить такое мошенничество трудно, так как трудно доказать передачу Полевой денег.

Гранина, с точки зрения закона, не обязана сообщать об этом преступлении, поскольку она узнала о нем постфактум: у нас нет такого понятия, как укрывательство совершенного преступления, если речь, конечно, не идет об особо тяжких составах. Поэтому, если совесть не позволяет ей предавать огласке факт подлога, чтобы не навре-дить подруге, она может молчать. Это то, что я бы ей порекомендовал как юрист, обратись она ко мне за советом.

При этом надо понимать: если станет известно, что эксперт хотя бы один раз дал за деньги заведомо ложное заключение, это убьет его карьеру полностью. Эксперты — это прежде всего ученые, которые кропотливо работают 30—40 лет, чтобы заслужить высокое доверие и признание.

Что касается экспонирования картины в галерее, то единственное, что может сделать Гранина, — объяснить всем заинтересованным сторонам, что демонстрация подделки влечет за собой проблемы. Ведь какова мотивация предпринимателя Кормильцева? Судя по всему, он рассчитывает эту картину когда-нибудь продать. Поэтому ему нужно, чтобы она имела музейную историю. Потенциальный покупатель, естественно, будет проверять все, что связано с картиной. И когда факт подделки обнаружится, репутация галереи, имевшей на руках -технологическое заключение о подделке, окажется под ударом. Подчеркну: надеяться на то, что картину кто-нибудь купит вслепую, нельзя. Эти времена прошли. Поэтому Гранина должна разъяснить Мелих и Кормильцеву, что они сами создают себе неприятности.

Директору галереи, чтобы не потерять своего мецената, я бы посоветовал донести до него, что экспозиция поддельной картины и сокрытие этого факта только увеличивают его риски. Ведь задача частной галереи, занимающейся продажей картин, — опекать покупателя и продавца, гарантировать им безопасность всех сделок.

Гораздо проще вернуть поддельную картину. И здесь Гранина, не поднимая скандала, может донести информацию о результатах химической экспертизы и сведения о ложном заключении Полевой как до директора музея, так и, что важнее, до Кормильцева. Тогда он сможет вернуть холст коллекционеру Григорьеву и получить обратно деньги. В общем, большинство так и делает: возврат подделки — ключевой регулирующий механизм на этом рынке, потому что никто не хочет публичного скандала и потери репутации. С одной стороны, это защищает интересы частного клиента. Но с другой — ставит под удар интересы рынка, поскольку мошенник остается безнаказанным. Да, он вернул деньги, ничего не заработал, но он попытает счастье со следующим клиентом, который может оказаться более доверчивым или менее решительным.

Вообще времена, когда продавец фальшивки платит деньги эксперту и надеется, что никто не предъявит ему претензий, прошли. Чтобы зарабатывать деньги на арт-рынке, на нем надо оставаться. Если ты рассчитываешь продать одну-две подделки и избежать претензий, значит, тебе с рынка нужно уходить. Поэтому я, как юрист, всегда советую поступать правильно, как бы трудно и проблематично это ни казалось.

Владимир Рощин,
соруководитель проекта каталогов «Внимание, розыск» и «Каталог подделок произведений живописи»,

Случаи, подобные описанному в статье, бывают довольно часто. Советовать что-то Граниной мне сложно, так как искусствоведы лучше кого-либо знают, как поступать в таких ситуациях. В свою очередь Полева должна понимать, что подлог обязательно обнаружится. Как руководитель единственной в России организации, выявляющей подделки, могу точно сказать, что это лишь дело времени.

На мой взгляд, искусствоведы обязаны признавать свои ошибки и отзывать и аннулировать все ложные заключения. Но надо понимать, что их признания наделают много шума и приведут к колоссальным убыткам представителей бизнеса, которые и оказываются в большинстве случаев пострадавшей стороной. Поэтому решиться на подобный шаг непросто.

Покупатель должен знать главное: приобретение предметов искусства — как игра в рулетку. И экспертное заключение не дает никаких гарантий. Единственное, что важно, — репутация продавца и юридически правильное оформление покупки, которое может гарантировать возврат денег.

О масштабах фальсификаций наглядно свидетельствуют каталоги подделок, которые мы с Росохранкультурой выпустили в пяти частях. -Характерно, что на многие картины ложные экспертные заключения были выданы именно музеями и реставрационными центрами. Ни один эксперт так и не понес наказания: выдавая заключения с гербовыми печатями, он тем самым перекладывал всю ответственность на экспертный центр или музей. А арт-дилеры и коллекционеры несли многомиллионные убытки.

Причин, по которым эксперты дают ложные заключения, несколько. Первая — банальная ошибка. Например, искусствовед выдал положительное заключение на картину Константина Коровина, а оказалось, что это малоизвестный европейский художник. Конечно, эксперты, да и специалисты в любой области, могут ошибаться.

Но, как показывает практика, скорее всего, сам искусствовед в ошибке не признается. Хотя, разумеется, -думать так о всех экспертах нельзя.

Причина вторая, самая распространенная: эксперт умышленно совершил подлог за деньги. Некоторые продав-цы картин покупают экспертные заключения, зная, что это не Айвазовский, не Шишкин, не Коровин. Но, имея на руках заключение авторитетных искусствоведов, они выставляют эти картины на продажу и просто дурят бизнесменам головы, «разводя» их на сотни тысяч евро.

И третий вариант: эксперт «ошибается» умышленно, но не ради денег, а из ненависти к арт-дилеру или другому эксперту. Например, один -эксперт опроверг выводы другого, после чего последний, получив картину с заключением коллеги, делает в отместку -то же самое. Начинается круговорот, в котором истину найти не сможет никто.

Ситуация с экспертизой, выдаваемой некоторыми деятелями, похожа на бесконечные аппаратные интриги. Эксперты нередко заверяют подделку как подлинник, а позже подтверждать свое заключение отказываются. Бывает и так, что картина, не прошедшая экспертизу, всплывает на рынке уже как подлинник, при этом заключение выдает тот же эксперт, который ранее ее забраковал.

Стоит заметить, что еще более тысячи картин, вызывающих большие сомнения у высокопрофессиональных экспертов, мы так и не -опубликовали. Поэтому всем коллекционерам я рекомендую еще раз проверить свои коллекции, а покупателям — не приобретать картины со старыми экспертными заключениями.