Любовь и ненависть к чтению: почему книги необходимы почти так же, как воздух | Большие Идеи

・ Феномены

Любовь и ненависть к чтению: почему книги необходимы почти так же,
как воздух

Рецензия на книгу Альберто Мангеля «История чтения»

Автор: Марина Птушкина

Любовь и ненависть к чтению: почему книги необходимы почти так же, как воздух
Gettyimages/Malte Mueller

читайте также

Инновации рождаются у счастливых сотрудников

Уолтер Фрек

Не верю: что произойдет, если подвергнуть все сомнению

Майкл Шермер

«Наиболее успешные и образованные скептически относятся к государству»

Евгений Кузнецов

Скорая помощь: шесть правил общения с наставником

Кэри Уиллерд

Рецензия на книгу Альберто Мангеля «История чтения». Изд-во Ивана Лимбаха, 2020.

Изумившись в возрасте четырех лет обретенному умению обращать линии букв в живую реальность предметов, природы и людей (а позднее и понятий), Альберто Мангель стал ценителем и знатоком книг и великим проповедником погружения в литературу. «Чтение необходимо человеку почти так же, как дыхание», — пишет он в книге, русский перевод которой вышел в издательстве Ивана Лимбаха. Автор «Истории чтения» — настоящий гражданин мира: раннее детство он провел в Израиле, юность в Аргентине, взрослым жил в Италии, Франции, Канаде.

В этой книге чтение — это страсть, одержимость, соблазн, отрада, великая привязанность, акт творения, единственное занятие, дающее человеку независимость от окружающего мира и одновременно теснейшую связь с ним. В предисловии автор упоминает, что первоначально он задумал написать эссе о чтении. Эссе разрослось в обширный труд, но осталось свободным, не обремененным строгой хронологией и научными терминами рассказом обо всем, что связано с феноменом чтения, в котором читатель не тонет, а свободно плывет, причем на большой глубине. В огромный поток фактов, имен, мыслей и выводов вплетены рассказы о том, что и как сам автор читал в течение своей жизни. И не только он сам: мы узнаем, с какой страстью чтению предавались Александр Македонский и Блаженный Августин, Плиний Младший, Уолт Уитмен и Чарльз Диккенс, который каждую публичную читку своих романов подолгу репетировал у зеркала.

В огромном массиве информации о чтении, осмысленном Мангелем, прослеживается одна доминирующая идея, и вовсе не случайно большой раздел книги называется «Власть читателя». Автор убежден, что писатель и читатель суть равновеликие фигуры; что интерпретация, расшифровка книги, «вылущивание из текста каждой крупицы смысла» столь же важно, как и написание книги. «У настоящего читателя миллион автобиографий, потому что в каждой новой книге мы находим что-то от нашей собственной жизни», — передает Мангель слова канадского эссеиста Стэна Перски. Возможность согласиться или не согласиться с героями литературного произведения, по-своему понять, что ими движет, — главная ценность литературы как индивидуального переживания.

И эту ценность могут затоптать официальные и неофициальные цензоры, интерпретирующие книги в своих интересах, подгоняющие их под собственные идеи — пишет Мангель. Он вспоминает свою юность: когда в 1976 году в Аргентине произошел военный переворот и президентом стал диктатор Хорхе Рафаэль Видела, инакомыслящих, в том числе священников, стали бросать в тюрьмы. Их обвиняли, в частности, в том, что они неправильно понимают Евангелие. «Каждый читатель ищет свои прочтения... но каждый читатель может и солгать, подчинив текст доктрине, дурацким законам, личной выгоде, правам рабовладельцев или власти тиранов», — пишет Мангель.

Проникаясь пафосом автора, ловишь себя на мысли: не пора ли написать историю «не-чтения», ведь мы все реже читаем литературу, которой люди наслаждались столетиями?

Впервые термин «не-чтение» прозвучал в Нобелевской лекции Иосифа Бродского в декабре 1987 года. «… не может быть законов, защищающих нас от самих себя, ни один уголовный кодекс не предусматривает наказаний за преступления против литературы. И среди преступлений этих наиболее тяжким является не цензурные ограничения… и не предание книг костру. Существует преступление более тяжкое — пренебрежение книгами, их не-чтение. За преступление это человек расплачивается всей своей жизнью; если же преступление это совершает нация — она платит за это своей историей». Почему Бродский считал «не-чтение» преступлением? Прежде всего потому, что самосознание нации, общая система ценностей, социальное поведение и культурный код общества и каждого человека формируются в первую очередь гуманитарными науками, курсами литературы и истории. Помните Высоцкого: «Значит, нужные книги ты в детстве читал»?

Слова нобелевского лауреата, звучавшие 33 года назад алармизмом, сегодня стали сбывшейся реальностью. Любой библиотекарь, продавец книг, учитель литературы или родитель знает, насколько упал и продолжает падать интерес к чтению художественной литературы. Авторитетные социологи Лев Гудков и Борис Дубин в книге «Социология литературы», трактуя эту проблему, высказывают интересные, хотя не всегда бесспорные предположения о возможных причинах нынешнего «ухода читателя». Что аудиовизуальные источники информации и удовольствий: радио, сериалы, социальные сети «теснят» письменную культуру — факт очевидный. А вот предположение Льва Гудкова о том, что российский читатель, в перестройку сполна напитавшийся книгами, запрещенными в СССР, в 1990-х отшатнулся от чтения «фикшн» из-за мелкотемья и примитивности тогдашних сюжетов, представляется спорным: люди стали меньше читать во всем мире. Книга Мангеля написана в конце 1990-х, и хотя он, как любой страстно верующий человек, не верит, что его кумир — книга — когда-нибудь исчезнет, пройти мимо того, что, мол, «кто-то предрекает книгам скорую смерть», он тоже не может.

Мы помним, что классические произведения советского периода — «Тихий Дон» Шолохова, романы Булгакова и поэма Блока «Двенадцать» — были написаны и изданы практически «по горячим следам» событий. Ничего подобного не появилось в 1990-е. Так что, может быть, философ и социолог Гудков прав, обвиняя писателей, что те не сумели создать героев, осмысляющих по-настоящему глубоко российские национальные катаклизмы последних десятилетий. Что это? Робость? Бесталанность? Ясного ответа пока нет.

Нельзя сказать, что интерес к литературе утрачен. Книги и публичные лекции самого популярного сегодня в России толкователя текстов Дмитрия Быкова собирают огромную аудиторию, причем, по моим наблюдениям, больше всего среди его слушателей представителей технической интеллигенции.

Несомненно, каждому человеку, заботящемуся о качественном функционировании своего мозга, нужно знать, что, по мнению нейропсихологов, только постоянный тренинг включенности воображения, переводящего письменные символы в визуальные образы предметов и явлений, способен поддерживать и обогащать высшую нервную деятельность. Такую гимнастику уму дает именно чтение художественной литературы, причем не ее «нижнего этажа», так называемой массовой литературы, а классики прошлых эпох и новейшие произведения — то есть книги, которые читают, обсуждают, осмысляют в разных странах и социумах.

А начать можно вот с чего: каждый год прочитывать лауреата Нобелевской премии по литературе. В 2019 году ее решили не присуждать, а в 2018-м премию получила польская писательница Ольга Токарчук. Что мы знаем о ней? А ведь книги ее переведены, лежат на полках книжных магазинов. А несколькими годами ранее лауреатами были Светлана Алексиевич, Боб Дилан. Сколько было споров, возражений, недовольств! Если читать из года в год лауреатов, можно создать для себя литературную картину современного мира, его проблем, вызовов, стилевых изгибов. Чем не путь борьбы с умственным и культурным застоем?

Об авторе. Марина Птушкина — филолог.