читайте также
Если что-то однозначно и объединяет жителей России, так это то, что все они учились в школе, по более или менее общей программе, хотя бы в части набора дисциплин. Причем самое интересное даже не чему и как мы учимся, а зачем. Австралийский абориген учит сына, как найти в выжженной степи медовых муравьев, чукча — как разделать тушу моржа. Здесь вопросов «зачем» не возникает — во взрослой жизни детям не выжить без таких знаний. Но если мы честно спросим себя, что нам в жизни пригодилось из школьной программы, то большинство признается, что набор школьных предметов вполне можно было бы ограничить иностранным языком и арифметикой в пределах таблицы умножения, максимум — операций с дробями и процентами. С появлением компьютеров и спелл-чекеров даже орфография и пунктуация уже необязательны.
Но странный парадокс — чем сложнее устроено общество, тем больше, казалось бы, ненужных знаний оно вкладывает в детей. Собственно, это и есть отличие образования от обучения. В Древней Греции образованным считался тот, кто знал наизусть тысячи гекзаметров Гомера, в Средневековом Китае — тот, кто мог на шелке красиво написать тушью иероглиф «путь», в Японии — сложить изящные хокку.
Отчасти это логично: ведь образование призвано цементировать социум, давая его членам единую систему понятий и представлений. Но оно же — инструмент ранжирования, показывающий место каждого на узаконенной шкале. И раз цивилизация означает высокую степень специализации людей, то и общее образование в цивилизованных странах должно быть минимально связано с прагматическим, то есть профессиональным обучением. Тем более интересно, в какой сфере абстрактных знаний лежит «центр тяжести» образования у разных народов в разные эпохи.
Во II веке н.э. Гай Петроний Арбитр, выведя в «Сатириконе» Трималхиона как образец напыщенного невежества и необразованности, заставил его путать всех гомеровских героев. А через 18 веков у Конан Дойла Шерлок Холмс демонстрирует свою дрему-честь, заявляя, что не знает, вертится ли Земля вокруг Солнца или наоборот. К Новому времени опора всеобщего образования в Европе однозначно сместилась из гуманитарной области в естественно-научную. И если сегодня нам нужно привести пример крайнего невежества, мы скорее скажем: «Ему невдомек, что Земля круглая или что человек произошел от обезьяны», нежели «он не знает, как начинается “Евгений Онегин”».
Книга Джонатана Уэллса «Иконы эволюции» (выйдет в русском переводе в 2010 году) касается биологии, а точнее, ее самого идеологически нагруженного раздела — эволюционной теории. Со времен «Отцов и детей», когда шли баталии по поводу новомодного дарвинизма, страсти так и не улеглись. Ни одна научная теория не вызывала столько эмоций столь долгое время. В разных странах (последнее время и в России) до сих пор то и дело идут «обезьяньи процессы».
Сам Джонатан Уэллс принадлежит к Церкви Муна (при этом обладает докторской степенью в области молекулярной и клеточной биологии). Он не скрывает своей задачи и даже миссии — дискредитировать неодарвинизм, но в «Иконах эволюции» не касается самой эволюционной теории. Главная его мишень — «школьный» дарвинизм, который все мы усвоили «с младых ногтей» и уложили в хранилище нашего культурного багажа. Недаром подзаголовок книги — «Почему большая часть того, чему нас учат об эволюции — неправда».
Если мы попробуем вспомнить школьный учебник общей биологии, прежде всего всплывут картинки: вот дружное развитие эмбрионов разных позвоночных — сначала они рыбки с жабрами, потом ящерки, а потом уже разделяются на маленьких, но несомненных цыпленка, ягненка и человечка. А вот цепочка бредущих друг за другом приматов: четвероногая (или четверорукая?) обезьяна, постепенно выпрямляясь, превращается в homo sapiens. И так далее. Именно на эти всем знакомые иллюстрации, воспринимаемые как «зрительные доказательства» теории эволюции, на эти «иконы» ТЭ и направляет свою критику Уэллс.
Все мы помним и картинку, где сравниваются кости конечностей летучей мыши, кита, лошади, человека. Видоизмененная пятерка пальцев прослеживается везде, и это сходство строения, называемое биологами гомологией, свидетельствует об общем предке млекопитающих. Однако, как выясняется, не все схожие по строению органы животных гомологичны. Скажем, глаз осьминога и глаз человека устроены почти одинаково. Но о гомологии это не свидетельствует, так как у их общего предка моллюска глаз не было вообще. В аргументации селекционистов, по мнению Уэллса, присутствует порочный круг: сходство конструкции органов свидетельствует об общем предке только тогда… когда оно вызвано наличием общего предка.
Возвращаясь к самой известной «иконе эволюции» — картинке, на которой приматы, выстроившись слева направо, постепенно «очеловечиваются», тем самым демонстрируя происхождение homo sapiens, — Уэллс подмечает уловку визуализации. А что, если всех фигурантов развернуть лицами (мордами?) в обратную сторону? Будет ли это аргументом в пользу происхождения обезьяны от человека?
Преподанные в детстве постулаты очень прочно держатся в памяти, особенно те, что подкреплены мощной визуальной «иконкой». Но школьное образование страшно консервативно: поколение за поколением дети усваивают «истину», повторяя слова вслед за учителями, которые учились 50 лет назад на тех же иконках. Став взрослыми, мы редко задумываемся над «законами» наук, которые нас, казалось бы, мало затрагивают, но действуем в соответствии с нарисованной для нас учителями картиной мира. Кого на планете надо спасать? Конечно же, диких животных, находящихся под угрозой исчезновения. А как насчет людей? Благотворительный Фонд Билла и Мелинды Гейтс получает тысячи писем. И самый частый вопрос в них: «зачем вы оплачиваете вакцинацию младенцев в развивающихся странах, ведь там огромная рождаемость, а планете грозит катастрофа в связи с перенаселением?». Авторам писем невдомек, что цифры рождаемости в развитых и в развивающихся странах уже не так далеки друг от друга, что экономическое развитие напрямую связано с уровнем медицины, а кривая населения планеты уже не так безудержно ползет вверх. На уроках экономической географии детям показали картинку: в развивающихся странах в семьях много детей, и потому уровень жизни там весьма низкий. И лишь немногие, когда выросли, проявили достаточно любопытства, чтобы выяснить: такая формула имела отношение к действительности разве что сорок лет назад.
Представления, кочующие из учебника в учебник, могут не совпадать в разных странах. Но в определенной мере всякая «школьная» наука оторвана от реальности: в ней больше идеологии, чем достоверной аргументации. Вот главный урок, который мы можем извлечь из книги Уэллса.