Партийная мораль
против СПИДа

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ РУВИНСКИМ ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА РУВИНСКОГО ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА.

В России около 1,3 млн ВИЧ-инфицированных, и, по данным Федерального центра по профилактике и борьбе со спидом, их число быстро растет. Вирусом, вызывающим СПИД, заражен уже каждый 40-й мужчина в России в возрасте 25—40 лет. И часто это социально благополучный человек: сотрудник «Газпрома», владелец бизнеса, чиновник. Но власти об эпидемии не распространяются и профилактикой не занимаются.

Жарким летом 2010 года 21-летний Иван С. почувствовал себя плохо: увеличились лимфоузлы, поднялась тем­пера­тура. Подмосковье тогда затянуло смогом от лесных пожаров, и он думал, что болезненное состояние связано с этим. Анализ крови показал, что у Ивана — ВИЧ. «У меня был шок: я не кололся, старался пользоваться презервативами, в общем, нигде не косячил. А тут такое!» — вспоминает он. От кого и когда он заразился, Иван точно не знает. Но предполагает, что произошло это еще до службы в армии: «Была у меня тогда одна девушка... Но твердо не скажу, в военкомате-то у нас анализы на ВИЧ не брали».

Сейчас Иван работает в структуре «Газпрома», хорошо зарабатывает, много путешествует, увлекается спортом. О его диагнозе знают только в подмосковном СПИД-центре, где Ивана наблюдают и где ему выписывают лекарства. От остальных — коллег, приятелей, врачей в поликлиниках, всех, кроме сексуальных парт­нерш, молодой человек свою болезнь скрывает: «Отношение к нам такое... что раз с ВИЧ, значит, наркоман, гомосексуалист, асоциальный тип. Короче, прокаженный», — невесело усмехается он.

На самом деле ВИЧ в России давно уже вышел за пределы так называемых групп риска, которые составляют инъекционные наркоманы, проститутки, заключенные, гомо- и бисексуалы и мигранты, не имеющие доступа к медобслуживанию. По данным Федерального научно-методического Центра по профилактике и борьбе со СПИДом при Минздраве, в России сейчас каждый день заражаются ВИЧ около 200 человек. Почти каждому второму 30—40 лет, а каждому седьмому 40—50. При этом растет не только количество инфицированных, но и темпы заражения. В 2006 году федеральным СПИД-центром было зарегистрировано 38 тысяч новых случаев, в 2013-м — уже 78 тысяч.

Рост можно было бы отнести на счет более широкого тестирования на ВИЧ: как сообщила пресс-служба Минздрава, сейчас Россия по этому показателю первая в мире (ежегодно на ВИЧ проверяют до 19% россиян против 11% американцев). Однако большей частью это одни и те же люди: медработники, военнослужащие и правоохранители, которые каждый год обязаны сдавать анализы на ВИЧ. «Число тех, кто добровольно проверяется на ВИЧ, невелико и оно снижается», - констатирует Николай Панченко, руководитель общественной организации «Позитивный Диалог» в Санкт-Петербурге. Все реже в последние годы проводится тестирование и в группах риска. Зато нередко ему подвергают представителей весьма неожиданных групп населения. Например, в октябре городской департамент труда Волгодонска обязал сдать анализы на ВИЧ инвалидов по зрению, желающих пройти курсы оператора ЭВМ. Результаты, очевидно, пойдут в отчетность.

Всего на сентябрь 2014 года в России, по данным федерального СПИД-центра, выявлено 850 тысяч ВИЧ-положительных. Однако, говорит руководитель центра Вадим Покровский, в действительности их около 1,3 млн. Дело не только в скрытном потреблении наркотиков (так заразилось 57% всех выявленных в 2013 году ВИЧ-инфицированных). Вирус активно распространяется через традиционный секс: добрачный, внебрачный и брачный. Именно так заразились 42% зарегистрированных людей с ВИЧ, следует из данных федерального СПИД-центра. Более половины из них — такие как Иван: социально адаптированные и даже преуспевающие. По словам Вадима Покровского, среди ВИЧ-инфицированных есть министры, депутаты, военные, артисты, священнослужители. То есть вирус все чаще передается людьми, которые считают себя «благонадежными» и сами не знают, что заражены. А от момента заражения до обнаружения ВИЧ может пройти лет десять. И если раньше распространителями ВИЧ были в основном мужчины, то теперь 36,7% регистрируемых больных — женщины, как правило, молодые, заразившиеся от мужей или в результате «серийной моногамии» — последовательной смены одного постоянного полового партнера на другого.

В 2013 году умерло 22,7 тысячи ВИЧ-инфицированных (рост к 2012 году — 15%), средний возраст умерших — 35 лет. И пока нет никаких признаков того, что в ближайшие годы распространение эпидемии у нас остановится, а смертность снизится. Однако сейчас СМИ эту тему почти не поднимают, а политики — не обсуждают. «Тема СПИДа ушла из Госдумы, — констатирует депутат-справедливоросс Валерий Зубов, в прошлом глава Межфракционной депутатской рабочей группы по вопросам профилактики и борьбы со СПИДом. — Сейчас этой проблемой занимается Минздрав и его наркологическая служба». Чиновники тоже отмалчиваются. От интервью отказался глава московского городского центра профилактики и борьбы со СПИДом и главный внештатный специалист по проблемам диагностики и лечения ВИЧ-инфекции Минздрава Алексей Мазус. Минздрав на просьбу объяснить, почему не удается хотя бы снизить скорость распространения эпидемии, через представителя свой пресс-службы почему-то ответил, что заболеваемость ВИЧ растет во многих регионах мира. В том же ключе рассуждала в 2014 году и министр здравоохранения Вероника Скворцова: ссылаясь на данные собственного ведомства, она подчеркивала, что уровень заболеваемости ВИЧ в России ниже, чем в США и других странах. Однако это не так. В США, например, по оценке федерального Центра контроля заболеваний и профилактики (CDC), насчитывается 1,1 млн ВИЧ-инфицированных, включая тех, кто об этом не знает, при численности населения в два с лишним раза больше, чем в России.

На самом деле за последние годы в мире добились немалых успехов в борьбе с ВИЧ. Еще в 2010 году Объединенная программа ООН по ВИЧ/СПИДу (UNAIDS) сообщила, что на мировом уровне темп роста эпидемии остановлен, также на четверть снизилась смертность от ВИЧ, в том числе в Африке. Те же данные обнародовал и Глобальный фонд для борьбы со СПИДом, туберкулезом и малярией (GFATM), который финансирует международные программы профилактики и лечения ВИЧ. И только в Восточной Европе и Центральной Азии эпидемия набирает обороты. «Эпидемия ВИЧ в России однозначно самая большая среди стран этих регионов и одна из 20 самых больших в мире», — говорит Виней Салдана, региональный директор UNAIDS по странам Восточной Европы и Центральной Азии. По его словам, за пределами Африки есть пять крупных стран с большим числом ВИЧ-нифицированных: Бразилия, США, Россия, Китай и Индия. Но только в России эпидемия с каждым годом значительно растет.

Конечно, за прошедшие годы у нас добились многого. По всей стране открыли СПИД-центры, организовали самое массовое в мире тестирование и обеспечили бесплатными ­ле­карствами ВИЧ-инфицированных — по данным Минздрава, сейчас антиретровирусные, то есть подавляющие вирус препараты, получает 141,8 тысячи человек. В этом и заключается тактика ведомства в борьбе с ВИЧ — выявлять больных и лечить: ведь лекарственная терапия резко снижает риски распространения вируса (например, при правильном подходе вероятность инфицированной матери передать ребенку ВИЧ снижается до 1—3%). Однако самих этих мер, как и масштаба их реализации, оказалось явно недостаточно. «В России эпидемия ВИЧ-инфекции пока видна только специалистам, — говорит Вадим Покровский. — Чиновникам, которые знают реальные цифры заболеваемости, невыгодно их обнародовать, это покажет их профессиональную несостоятельность».

По сути речь идет о провале профилактики в масштабах страны. За 28 лет с момента, когда вирус был впервые обнаружен в России, власти так и не разработали государственную концепцию: как научить людей защищаться от ВИЧ, как объяснять, откуда болезнь берется, как она передается и как следует относиться к людям, живущим с ВИЧ. В результате масса усилий и бюджетных денег были потрачены впустую. Новые информационные кампании и программы обучения почти не проводятся, вместо этого политики предлагают административно-принудительные и популистские меры, например брать отпечатки пальцев у больных ВИЧ-инфекцией или запретить геям выступать донорами. Это только усугубляет проблему.

Страх и невежество

Республиканский СПИД-центр Татарстана находится на последнем этаже местной поликлиники — видимо, чтобы случайные люди не заходили. На улице у подъезда — дорогие иномарки, среди посетителей — прилично одетые мужчины и женщины среднего возраста. «Сейчас у нас на первое место выходит передача ВИЧ половым путем. Средний возраст инфицированных смещается к 30—39 годам», — излагает сухие факты главный врач СПИД-цент­ра, кандидат медицинский наук Нияз Галиуллин. «Как-то я познакомилась с руководителем крупной казанской компании, — рассказывает 37-летняя ВИЧ-инфицированная Татьяна. — На третьем свидании дошло дело до секса. Я настаивала, чтобы он воспользовался презервативом. А он отказывается, мол, мы друг друга знаем. Я говорю: всего три дня. А он: я тебе доверяю. Тогда мне пришлось сказать, что у меня ВИЧ. Он замолчал, побледнел, а потом говорит: у меня тоже...» Как выяснилось, топ-менеджер катастрофически боялся кому-нибудь признаться в этом. Настолько, что готов был заразить партнершу. Заразившаяся от мужа 34-летняя Ирина из Казани замечает, что «для высокопоставленных людей диагноз ВИЧ — это несмываемое пятно на репутации, поэтому они молчат как партизаны».

Такое отношение к ВИЧ уходит корнями в советское прошлое. Тогда вообще все венерические болезни однозначно считались «неприличными». А ВИЧ поднимал табуированные в советском обществе темы безопасного секса и сексуальности в целом. Ведь первые заболевшие были обнаружены в среде гомосексуалов в Лос-Анджелесе, единственным же средством предохранения был презерватив — слово, которое в СССР стеснялись произносить вслух. А за однополый секс вообще можно было угодить в тюрьму — уголовную статью за мужеложство отменили только в 1993 году. Масла в огонь подлили пропагандистские кампании конца 
1980-х — начала 1990-х: о СПИДе поначалу говорили как о тайном оружии Пентагона, затем — как о средстве нравственного очищения общества от «болезни проституток, наркоманов и педерастов». Хотя, надо заметить, согласно последним исследованиям СПИДом болели в Африке еще сто лет назад, а первая большая группа ВИЧ-инфицированных в России появилась в конце 1980-х из-за халатности персонала в роддомах, заразивших 286 новорожденных (источником вспышки был младенец, вирус которому передал отец, заразившийся от проституток в Конго, где работал по контракту). Официально же в СССР утверждалось, что сексуально благонадежным опасаться нечего. В результате в обществе развилась спидофобия, о которой свидетельствуют результаты опроса, проведенного Левада-центром в 1999 году: тогда 34% россиян высказывались за физическое уничтожение или изоляцию ВИЧ-инфицированных.

За прошедшие годы отношение к людям, живущим с ВИЧ, смягчилось, но принципиально не изменилось. Опрос ФОМ 2012 года показал: подавляющее большинство россиян считает, что ВИЧ — это удел маргиналов: наркоманов, проституток, «людей с беспорядочными половыми связями». В общем, морально опустившихся. Поэтому по отношению к ним и вести себя можно соответственно: разорвать дружеские отношения или уволить с работы, как произошло с 34-летней медсестрой Натальей, заразившейся от мужа. Руководство больницы в Казани уволило ее, как только узнало о диагнозе. «По сути это волчий билет, — констатирует Наталья. — Меня больше ни в одно медучреждение не возьмут». Самое грустное, говорит она, что врачи сами мало что знают о ВИЧ: «Один доктор меня спрашивает: а правда, что ВИЧ по воздуху передается? И это врач!» Из-за страхов, порожденных неосведомленностью, больницы, бывает, отказываются лечить пациентов с ВИЧ, рассказывает Наталья, а страховые компании в Татарстане — страховать жизнь.

Отторжение обществом таких больных — одна их главных проблем в профилактике и борьбе с ВИЧ/СПИДом, заявил еще в 2009 году главный санитарный врач России Геннадий Онищенко. «Попытка отгородиться от ВИЧ-инфекции приводит к тому, что она загоняется в подполье», — сказал он на московской Третьей конференции по вопросам ВИЧ в Восточной Европе. Именно стигматизация зараженных ВИЧ мешает правительствам принять быстрые и эффективные меры против эпидемии и провоцирует нежелание людей тестироваться на ВИЧ, придерживаться лекарственного лечения и наблюдаться у врачей. Генсек ООН Пан Ги Мун в 2008 году в колонке The Washington Times прямо заявил: «Стигма — главная причина, по которой эпидемия СПИДа продолжает косить людей по всему миру». А значит, развил эту мысль Онищенко, необходимо расширить доступ россиян к адекватной информации, что помогло бы обществу пересмотреть свое отношение к людям с ВИЧ.

Преодоление их дискриминации включено в цели многих государственных стратегий по борьбе с вирусом (например, в принятую в 2010 году администрацией Барака Обамы стратегию США). Страх перед вирусом, переносящийся на больных, преодолевают среди прочего с помощью огласки имен известных личностей, зараженных ВИЧ или умерших от осложнений, вызванных СПИДом. Среди них — Мишель Фуко, Фредди Меркьюри, Айзек Азимов, Рудольф Нуриев, Офра Хаза, Майлс Дэвис.

В России этого не происходит. В начале 2000 годов на центральных телеканалах шли ток-шоу, в которых поднимались вопросы ­дискриминации людей, живущих с ВИЧ (например, программа «Время жить» Владимира Познера). Но потом их сняли, и тема ВИЧ исчезла с телеэкранов. Снова она появилась в апреле 2010 года: в прайм-тайм на Первом канале в программе Александра Гордона «Гордон Кихот». Гости всерьез утверждали, что ВИЧ и СПИДа нет, а есть лишь выдумка и сговор алчных фармкомпаний, ученых, медиков, за которыми стоят США и Запад вообще. Совпадение или нет, но именно в те дни в Вене проходила XVIII Международная конференция по СПИДу, на которую впервые не приехала официальная российская делегация. После той конференции Россия прекратила сотрудничество с международным сообществом в вопросах профилактики ВИЧ, так как правительство сочло их методы неподходящими для нашей страны.

Вакуум достоверной информации о ВИЧ в масс-медиа заполнили домыслы и слухи. «Незнанием о ВИЧ часто пользуются мужчины, пудрящие головы молоденьким девушкам: мол, я не болен, нам можно не предохраняться — я лишь носитель вируса, заразиться от меня нельзя и лечение мне не нужно», — рассказывает сотрудница СПИД-центра, пожелавшая остаться анонимной. Кроме того, многие стали считать болезнь легкой и необременительной — чем-то наподобие насморка, либо вообще отрицать ее существование.

Опрос, проведенный еще в 2008 году по заказу Российского медиапартнерства в борьбе с ВИЧ/СПИДом, показал, что 73% россиян не хватает знаний о ВИЧ. Однако последние инициативы властей затрудняют доступ к получению такой информации или снижают ее значимость. Приняты акты, которые трактуются как запрет рассказывать несовершеннолетним о путях заражения ВИЧ и об использовании презервативов. По этой причине, например, на проходившую в марте 2014 года в Москве Четвертую конференцию по вопросам СПИДа в Восточной Европе и Центральной Азии вход людям моложе 18 лет был запрещен. Фактически информация о профилактике ВИЧ поставлена в один ряд с алкоголем, сигаретами и порнографией.

Суверенная профилактика

Депутат Валерий Зубов, экс-губернатор Красноярского края (1993—1998 годы) говорит, что международная помощь в профилактике ВИЧ была полезной. «Мой родной Красноярск, Татарстан, Петербург были открыты к международному сотрудничеству и реализовывали программы Глобального фонда, — вспоминает он. — И результаты говорили сами за себя: в Красноярском крае, работавшем по шести международным программам, ВИЧ-инфицированных было в два раза меньше, чем в соседней Иркутской области, где Глобальный фонд не работал».

Международные фонды появились в России потому, что наша государственная медицина социальными вопросами распространения ВИЧ не занималась. И в нулевые почти всей профилактической пропагандой и помощью ВИЧ-инфицированным в России занимались НКО. Их главный принцип — снижение вреда и выстраивание мостика между носителями ВИЧ из групп риска и медико-социальными службами. То есть никто никому нравоучений не читал: людей уговаривали сдавать анализы, ВИЧ-инфицированных — лечиться, наркозависимым раздавали чистые шприцы, а проституткам — презервативы. Всем растолковывали основы безопасного секса.

Однако в 2009 году министр здравоохранения Татьяна Голикова обвинила Глобальный фонд в неэффективной работе и даже в том, что он способствует эпидемии ВИЧ. Конечно, некоторые НКО, работавшие в России по международным ВИЧ-программам, можно было бы упрекнуть в слабой отдаче, когда они, по словам Покровского, «могли годами получать деньги и ничего не делать». Но в целом работа фонда была очень полезна — и он доказывал это с цифрами в руках. Однако правительство России заявило, что будет само финансировать свои профилактические программы — западный подход его не устраивает. И с 2012 года, потратив за 8 лет на профилактику ВИЧ в России $260 млн, фонд почти прекратил у нас свою деятельность.

«Решение закрыть его программы в России было в большей степени политическим», — говорит Сергей Смирнов, член правления Сообщества людей, живущих с ВИЧ (СЛЖВ). Или даже можно сказать — идеологическим. Еще в 2005 году, когда стартовала первая московская городская программа «АнтиВИЧ/СПИД», председатель комиссии по здравоохранению и охране общественного здоровья Мосгордумы Людмила Стебенкова заявляла, что «безопасного секса не существует», поэтому рекомендации Глобального фонда бесполезны и вредны. Супружеская верность, сексуальная воздержанность — вот ключ к победе над эпидемией, утверждала она. Федеральный СПИД-центр с ней и со сворачиванием программ Глобального фонда не согласился, и в 2010 году его едва не закрыли. Тогда Стебенкова обвинила Покровского в том, что он агент влияния Глобального фонда и, отстаивая «иностранную стратегию», в разы завышает статистику распространения болезни. Его показатели и правда выше, чем у Минздрава, сообщившего, что по итогам 2013 года в России зарегистрировано 665,1 тысячи живущих сейчас ВИЧ-инфицированных. «Доверять можно только статистике центра Покровского, — уверен депутат Валерий Зубов. — Там работают профессионалы высочайшего класса, и им незачем искажать данные». В свою очередь, в UNAIDS отмечают, что в статистике важно не количество, а динамика. А она, даже по официальным данным Минздрава, быстро растет.

Закрыв НКО финансирование из-за рубежа, Минздрав взамен почти ничего не предложил. «Мы перекрыли себе не только денежный канал, но и отказались от лучших мировых методов, в том числе социальной работы и реабилитации», — говорит Валерий Зубов. В марте 2012 года Геннадий Онищенко, тогда еще главный санитарный врач РФ, в постановлении №16 указывал правительству, что ситуация с ВИЧ в России «имеет стойкую тенденцию к ухудшению», поскольку «большинство программ по профилактике ВИЧ-инфекции в наиболее уязвимых группах населения, успешно осуществлявшиеся в предыдущие годы, свернуты». Его, впрочем, не услышали. На профилактику ВИЧ в 2011—2012 годах правительство резервировало по 600 млн рублей, а в 2014-м — лишь 200 млн. «При населении РФ около 145 млн это очень мало. По моим оценкам, чтобы эти программы повлияли на эпидемию, необходимо увеличить их финансирование в 40—50 раз», — уверен Покровский. Но даже зарезервированные деньги тратились не полностью и распределялись на профилактические кампании, которые в ВИЧ-­организациях считают коррупционными.

Андрей Белоглазов, руководитель одного из крупнейших российских антиВИЧ проектов LaSky, работавших в 18 регионах, констатирует: «К концу 2014 года мы полностью свернем все проекты — нет денег». С 2000 года Андрей пропагандировал здоровый образ жизни среди наркоманов, учащихся ПТУ, военнослужащих, глухих, а с 2005 года — среди геев. Его организация оказывала поддержку — психологическую, юридическую, моральную — ВИЧ-­инфицированным. Работа таких НКО основана на принципе консультирования «равный — равному»: то есть если обращается гей с ВИЧ, то помогает ему гей с ВИЧ, прошедший обучение. Все это финансировалось международными фондами и агентствами, а российскому правительству такие организации оказались не нужны.

В Москве программы LaSky уже закрыты. «В том числе из-за того, что в Москве законы запрещают любые программы, касающиеся сексуального просвещения, включая раздачу презервативов», — поясняет Белоглазов. В итоге в столице не осталось ни одной ВИЧ-сервисной организации для гомо- и бисексуалов, хотя за 2013 год число зараженных в их среде выросло на 23%. В 2014 году глава столичного СПИД-цент­ра Алексей Мазус заявил, что уровень заболеваемости ВИЧ в Москве ниже, чем в Лондоне, Париже и Вашингтоне. Главная же проблема, заявил он, заключается в мигрантах — иностранцах и иногородних, завозящих ВИЧ в столицу (проверить это трудно, поскольку Москва не предоставляет федеральному СПИД-центру статистику по ВИЧ). Иностранцев вообще по российскому закону должны депортировать, если у них выявят ВИЧ. Поэтому, как рассказала 21-летняя Татьяна из Молдовы, заразившаяся на родине от мужчины, она будет скрывать свой диагноз от всех: «А наблюдаться и получать лекарства я буду, наверное, в Молдове». Иногородним же с 2013 года по распоряжению мэра нельзя встать на учет и получать лечение в СПИД-центре без московской регистрации. Мотив решения, конечно, административно-экономический, но приехавшие на заработки из Москвы никуда не уедут. А, значит, останутся без медицинской помощи. И не попадут в статистику.

Закрытие таких организаций, как LaSky, работавших с группами риска, уже сказалось на эпидемической ситуации в Москве и России в целом. По данным федерального СПИД-центра, в 2013 году в России тестирование наркоманов на ВИЧ снизилось на 2,6%; заключенных — на 4,1%; геев и бисексуалов — на 19,5%. «Организационные и профилактические мероприятия по противодействию эпидемии ВИЧ-инфекции осуществляются на недостаточном уровне и не позволяют добиться ощутимых результатов», — говорится в заключении центра за 2013 год. Минздрав, впрочем, признает, что «необходима актуализация работы неправительственных организаций в регионах России в области профилактики распространения ВИЧ-инфекции». Для этого, сообщает пресс-служба ведомства, не исключается «возможность предусмотреть финансирование проектов, направленных на профилактику в уязвимых группах» из федерального бюджета. Но Андрей Белоглазов, видя, как гомофобные настроения нагнетаются в обществе, на это не надеется. Да и проблема из социальной и медицинской плоскости окончательно перешла в идеологическую. Или, как выразился врач одного СПИД-центра, медицину заменила партийная мораль.

Гомофобия и ВИЧ

Количество ВИЧ-инфицированных гомосексуалов увеличивается не только в Москве. «За последний месяц ко мне за помощью обратилось десять ребят, молодые — 1995—1996 года рождения. Раньше приходили десять человек в год», — рассказывает врач-психотерапевт СПИД-центра Татарстана Юнус Гайнуллин, помогающий пациентам психологически адаптироваться к диагнозу. «У геев с ВИЧ наблюдается усиление стигматизации. Думаю, это связано с нагнетанием гомофобных настроений», — считает Гайнуллин. В Петербурге, неофициальной ЛГБТ-столице России, рост заболеваемости 13%.

В последние годы законодатели и правительство утвердили ряд репрессивных по духу законов и норм. Летом 2012 года — закон «об иностранных агентах», из-за которого проверкам и давлению подверглись сотни НКО, занимающихся профилактикой или поддержкой ВИЧ-инфицированных. Летом 2013-го — закон о запрете ЛГБТ-пропаганды среди несовершеннолетних, который фактически запрещает геям, лесбиянкам и транссексуалам проявлять свои чувства в публичных местах. В сентябре 2013 года — закон о защите детей от вредной информации, под которой среди прочего подразумевается и «отрицание семейных ценностей». Все это сопровождается нападениями и даже жестокими убийствами гомосексуалов, которых ряд парламентариев, журналистов и представителей церкви клеймят как содомитов.

Беспокойство, охватившее ЛГБТ-сообщество, привело к тому, что люди стремятся к закрытости и изолированности, объясняет Андрей Белоглазов. А это ведет к распространению ВИЧ. «Люди становятся более склонными 
к переездам, скрытым отношениям, чаще начинают практиковать небезопасный секс — анонимный и случайный. Если человек заболевает при таких контактах, он боится идти в больницу. Потому что у нас врачи — гомофобы».

Пожилой Юнус Гайнуллин начал работать с ВИЧ-инфицированными геями в 1993 году и помнит еще, как за гомосексуализм сажали. Сейчас, конечно, не те времена, но он видит, как изменение атмосферы в обществе отражается на его деятельности. Он показывает мне информационные брошюры, в которых объясняется, как не заразиться ВИЧ при разных способах однополого секса. Раньше эти материалы свободно раздавали в среде геев, и они, по словам врача, были полезны. «Сейчас мы, честно говоря, действуем с большей осторожностью, так как опасаемся, не подпадает ли теперь эта просветительская литература под закон о запрете гей-пропаганды, — говорит он. — За такую литературу теперь и посадить могут — пойди докажи, что это не пропаганда, а профилактика».

Принятые законы, нетерпимость к геям и лесбиянкам осложнили профилактику ВИЧ и среди подростков в школе. Ведь она подразумевает открытый разговор о сексуальности и ее природе, а также способах предохранения. «Медики должны объяснять, что такое рискованное сексуальное поведение. Но это теперь может считаться пропагандой, а подводить себя под статью никто не хочет. Поэтому если раньше работники СПИД-центра рассказывали про ВИЧ в школах, то теперь прекращают», — говорит 41-летняя Татьяна Винченко, преподаватель Северного (Арктического) федерального университета, о ситуации в Архангельске. Светлана Изамбаева из Казани говорит, что тема предохранения в школе — в принципе табу: «И если ты придешь и не дай бог скажешь, что будешь старшеклассникам о безопасном сексе рассказывать, тебя просто выгонят». Теоретически в шолах могут рассказывать о личной гигиене и сексуальных отношениях с согласия родителей. Но на практике учителя и директоры обоходят эти темы стороной, чтобы не нарваться на многочисленные проверки. «То место в учебной программе, которое отводилось сексуальному просвещению, отдано под воспитание патриотизма», — замечает Валерий Созаев, преподававший в петербургских школах с 2000 по 2008 годы.

В школах насаждается идея, что все венерические болезни от распущенности, рассказывает Татьяна Винченко, а потому — никакого секса до брака. Получается, подросток до совершеннолетия ничего не должен знать о сексе. При том, что возраст вступления в сексуальные отношения снижается: 100% московских школьниц, опрошенных Научным центром здоровья детей РАМН, к 17 годам имели сексуальный опыт. И около половины не имели представления о средствах контрацепции. Подобная политика умалчивания ведет к ранним нежелательным беременностям, распространению венерических заболеваний, говорит Татьяна: «Я вижу это по своим студентам».

В 2014 году Роспотребнадзор зафиксировал всплеск ВИЧ-инфекции у подростков: в возрасте до 14 лет — на 32,2% (635 новых случаев в 2014 году), от 14 до 17 лет — на 32,9% (837 новых случаев). Основная причина для группы до 14 лет — передача вируса от матерей при грудном вскармливании, но более взрослые подростки заражаются через секс или наркотики. «Девушки боятся говорить о безопасном сексе со своими молодыми людьми, а те в свою очередь настаивают на сексе без контрацепции, — поясняет Светлана Изамбаева. — Если бы со мной в подростковом возрасте проводили просветительские беседы об этом, возможно, у меня не было бы ВИЧ».

На самом деле морализаторство нигде не приносило ощутимых результатов. Кампания против ВИЧ консерватора-республиканца Джорджа Буша-старшего была основана на семейных ценностях. И она потерпела полный провал. В то же время в Японии, где запрещены гормональные контрацептивы, уровень ВИЧ самый низкий в мире: партнеры вынуждены пользоваться презервативами. «Семейные ценности пропагандировать нужно и важно, но тем не менее на ВИЧ нужно смотреть комплексно, — соглашается главврач СПИД-центра в Татарстане Нияз Галиуллин. — Случайные связи даже по любви бывают, и, к сожалению, всех проблем передачи ВИЧ семейными ценностями не решить. Нужно информировать население о безопасном поведении, чтобы люди знали и помнили о средствах защиты от ВИЧ-инфекции».

Возврат к истокам

Еще в 1988 году ведущий советский сексолог Игорь Кон предостерегал, что проблемы СПИДа касаются не только «групп риска». Инфицированные живут среди нас, говорил он, а сексом занимаются все — даже вполне добропорядочные люди и не всегда с супругами — как минимум потому, что не у всех есть семьи. Поэтому «зоной риска стал секс вообще», и сексуальное просвещение молодежи — главное звено в предотвращении распространения ВИЧ, писал Кон в отчете 2006 года «Сексуальное воспитание и профилактика ВИЧ во Франции».

Российские власти выбрали другой путь — консервативный. Как пояснял Алексей Мазус, профилактика должна проводиться с учетом национальной культуры, которая у нас стоит на семейных ценностях и почитании родителей. К решению проблемы распространения ВИЧ подключилась и РПЦ. В своей стратегии профилактики она исходит из того, что презирать больного приемлемо, поскольку «первопричиной и источником эпидемии является умножение греха и беззакония», с которыми и нужно бороться. На деле все это означает, что в России происходит возврат к сексуальной идеологии времен СССР. Ее основное отличие от западной в том, писал Игорь Кон, что многие сексуальные вопросы на Западе давно обсуждаются, прежде всего, в контексте прав человека, а в России — под углом зрения и в терминах национальной безопасности. «“Запад” считает сексуальность терминальной (к которой стремятся — Прим. ред.) ценностью, “Россия” видит в нем побочный и опасный продукт репродукции, — пишет Кон в своей автобиографической книге “80 лет одиночества”. — “Запад” признает сексуальные права человека, “Россия” уважает лишь ту сексуальность, которая ведет к деторождению и происходит в рамках законного брака».

Отказ России от международных инструментов профилактики ВИЧ компенсируется усилением административных мер времен СССР, когда распространение венерических болезней сдерживалось принуждением. Тогда, писал Кон, все случаи регистрировались, источники заражения выявлялись с помощью милиции, а лечение было принудительным. Сейчас нередки случаи разглашения тайны диагноза – вплоть до того, что его пишут на лицевой стороне больничных или поликтинических карт. Бывает, что от больных ультимативно требуют раскрыть все их сексуальные отношения, привязанности. Такие меры, даже если отставить в сторону вопрос об их этичности, были действенными при одном важном условии — закрытых границах, что искусственно сдерживало проникновение болезней. Сегодня в глобальном мире подобный подход малоэффективен, хотя с учетом постепенного ограничения выезда россиян за рубеж он обретает вторую жизнь.

По словам Покровского, из всех научно доказанных, признанных ВОЗ методов профилактики ВИЧ-инфекции, в России сейчас применяется лишь половина. У нас открыли свое производство препаратов, но стоят они не дешево: лечение каждого ВИЧ-инфицированного стоит в среднем 100—180 тысяч рублей в год. В 2010 году федеральный бюджет выделил на закупку лекарств 10 млрд руб­лей, в 2011-м — 19 млрд, а в 2014-м Минздрав запросил на эти цели уже почти 50 млрд. Очевидно, что при росте заболеваемости запросы будут только расти. Хотя и эти расходы можно с пользой для дела сократить. «Для сравнения: в ЮАР, где организовали собственное производство дешевых дженериков, стоимость лекарств для ВИЧ-инфицированного стоит меньше 100 долларов в год, — говорит Виней Салдана из UNAIDS, — при этом лечение уже получают более 2,5 млн человек и планируется увеличить их число до 4,5 млн, чтобы охватить всех нуждающихся».

Как сообщила пресс-служба Минздрава, ведомство сейчас «осуществляет мероприятия по согласованию стратегии» борьбы с ВИЧ до 2020 года. Однако почему-то это не удается сделать уже многие годы. «Создать единый план профилактики мешает миф, иллюзия об исключительности России», — считает депутат Валерий Зубов. По его словам, есть проблемы, решение которых уже опробовано и доказало свою эффективность для всех стран, и ВИЧ — как раз тот случай. Последний пример — Китай, который, несмотря на «нулевую терпимость» к наркотикам, ввел у себя практику заместительной терапии для наркозависимых с ВИЧ. Метод международный, а вот реализация — с учетом местной культуры: заместительный наркотик государство выдает в порции чая в полицейском участке. В России в среде наркоманов с ВИЧ борются только в рамках антинаркотических кампаний, поэтому вирус у них находят, когда наркозависимые попадают в больницу с гепатитом или с передозировкой.

Как показывает мировой опыт, сдержать распространение вируса удается только тогда, когда правительство и глава государства начинают открыто признавать серьезность проблемы. Вирус также не остановить, если сами люди не избавятся от предубеждения против ВИЧ-инфицированных, гомофобии, сексуального невежества и не будут готовы нести ответственность за свое здоровье. Без правдивого информирования и просвещения этого не достичь. А пока в правительстве за закрытыми дверями согласовывают очередной план, эпидемия будет наступать.