Если фабрике
объявлен бойкот...

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ РУВИНСКИМ ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА РУВИНСКОГО ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА.

Предприятие теряет заказчиков и прибыль 
из-за политического конфликта двух стран.

Рабочий день был в самом разгаре, когда на улицах летних Чебоксар появилась странная процессия. Пожилые женщины, -сопровождаемые мужчинами 
в казачьей форме, черных рясах 
и камуфляже, шли в сторону -центрального гастронома.

— Съел конфету «Круассе», поддержал врага рублем! — выкрикивал в мегафон заводила.

— Долой вражеский капитал с наших прилавков! — подхватывали мужчины.

Выстроившись перед входом в гастроном, манифестанты развернули плакаты: «Прочь, кровавые конфеты!» и «Оградим детей от преступных леденцов!». Протестующих у магазина уже ждали местные телевизионщики и возбужденные депутаты горсобрания. Мегафон захрипел снова: «Требуем... Предатели... Запретить...».

Шум услышали в дирекции магазина, где в этот момент шло совещание по поводу повышения поставщиками цен. «Что там такое?!» — директор Сергей Мищенко в раздражении подошел к окну.

— Требуем запретить продажу продукции фабрики «Круассе», которая спонсирует антинародный режим в братской республике! — потрясал кулаком депутат.

— Долой иностранных агентов и их приспешников! — подхватили митингующие. — Вся власть народу!

«Что за...» — Директор отошел от окна и попросил вызвать полицию.

Но по телефону сообщили, что акция согласована с властями и -полностью законна. Мищенко собрался было звонить владельцу универсама, местному предпринимателю Евгению Хаяту, которому удавалось поддерживать хорошие отношения с мэрией Чебоксар. Но тот уже звонил сам.

— Что там, Сергей, уже шумят?

— Да, балаган какой-то. Что все это значит?

Оказалось, местные депутаты и политики, уловив конъюнктуру, решили объявить бойкот товарам фабрики «Круассе». Хотя она была российской и располагалась в Курске, ее владелец Григорий Гочичеладзе был гражданином бывшей советской республики на границе с Россией. В результате революции к власти там пришли сторонники тесной интеграции с Западом. Отношения между странами резко обострились.

— В общем так, Сережа, — подытожил Хаят. — Снимай с прилавков всю продукцию «Круассе».

— Э-э-э, вы уверены? Она ведь дает треть выручки в кондитерском… — Слышишь шум? Народ требует…

— Какой же это народ? Народ вон, у касс, с полок все метет.

— Да, Сережа, это не народ, это хуже... — Евгений вздохнул.

— А если завтра они еще что-нибудь потребуют? Испортятся у нас отношения с Белоруссией — прощай, свинина и молоко? А потом — раз — и ариведерчи, оливки? Адью, кофе? Ауф-видерзейн, колбасы?!

— Не заводись. Мы, по сути, так и живем. Так что снимай все и ищи замену. Иначе нам житья не дадут. Отмашка была от силовиков.

Бойкот и сокращение -издержек

В кондитерском цеху стояла тишина. Конвейерные линии, еще недавно выстреливавшие с пулеметной скоростью карамельные конфеты, замерли без движения. «Что же такое происходит-то? Как же меня — и во враги?» — бормотала уборщица Клавдия Пантелеевна, поливая 
цветы. Она работала на фабрике 
при Хрущеве, Брежневе, Андропове, Горбачеве, Ельцине. Всякое случалось за это время, но никогда раньше фаб-рику не обвиняли в финансировании антинародного режима.

Еще десять лет назад предприятие было на грани банкротства: половина производственных линий полностью выработала ресурс, конфет выпускали столько, что фабрика едва сводила концы с концами. Влас-ти Курской области мечтали приватизировать ее и сбросить со своего баланса, но все покупатели хотели закрыть кондитерское производство. Их интересовало исключительно помещение в центре города, что тогдашнего губернатора не устраивало — ему нужны были рабочие места, которых катастрофически не хватало.

Местные власти уже были готовы сдаться, но фабрику согласился купить Григорий Гочичеладзе. Он регулярно реинвестировал 100% прибыли в модернизацию и расширение производства. За пять лет выпуск продукции вырос в семь раз; леденцы, батончики и шоколадные конфеты поставлялись не только во все регионы страны, но и на европейские рынки.

— Что ж вы, Клавдия Пантелеевна, на работе-то? Идите домой… — В пустующий цех зашел гендиректор фабрики Михаил Соболев.

— А что мне там делать-то? — Уборщица принялась протирать подоконник. — По телевизору смот-реть, какие мы теперь плохие?

До последнего времени курские власти фабрикой были довольны. Бухгалтерия белая, предприятие исправно платит налоги, построен новый завод на 30 тысяч м² производственных площадей, штат работников вырос с 300 до 1500 человек — и это все были местные жители. Два года назад владельца «Круассе» наградили дипломом за лучший результат по программе «Инвестиции в Курскую область», курируемой местным губернатором. Но год назад ветер переменился.

— Что ж теперь будет, Михаил -Юрьевич?

— Ничего, пошумят и успокоятся. Надо переждать.

Проблемы фабрики начались обычно: сначала пришли Роспотребнадзор, пожарные, налоговая. «У нас претензий нет, но вы же понимаете… — говорили проверяющие, многозначительно поглядывая вверх. — Вас приказано отработать по полной».

Вскоре нападениям и погромам подверглись фирменные магазинчики и автомобили «Круассе». На Ставрополье фуру с логотипом фабрики сожгли, а водителя избили. За то, пояснили ему нападавшие, что работает на «западного наймита». Родину Гочичеладзе сотрясали политические перемены под лозунгами национального возрождения и независимости от Москвы, и у многих бизнесменов из бывшей братской республики в России появились проблемы. К Гочичеладзе мог быть особый счет, поскольку по приглашению новых властей он стал советником по реформам в сфере бизнеса.

Проверками «Круассе» дело не закончилось. Обеспокоенность тем, что прибыль фабрики может пойти на поддержку новых, не поладивших с Москвой властей, выразил Союз кондитеров России и стоящий за ним крупный торгово-производственный холдинг «Морозко». «С учетом текущей политической ситуации, когда страна окружена враждебными элементами, прошу провести проверку счетов и расчетов компании “Круассе”, владелец которой представляет потенциальную угрозу национальной безопасности нашей Родины», — писал лоббист «Морозко» и депутат Госдумы Антон Пахомов в запросе в генпрокуратуру и Росфинмониторинг.

У «Круассе» блокировали банковские счета, и было понятно, что долго компания так не протянет. «Наша выручка упала на 15%, — предупредил владельца фабрики гендиректор. — Придется переводить несколько цехов на неполную рабочую неделю». Гочичеладзе согласился — другого выхода не было. Конечно, он видел, что ситуация ухудшается, но относился к неприятностям как к вызовам, которые нужно преодолеть. «По факту ничего критичного не произошло, — рассуждал он. — Производство, продажи всегда можно нарастить. Так что невосполнимых потерь нет».

Гендиректор Соболев обошел пустующий цех и поднялся к себе в кабинет. Открыл папку с мониторингом СМИ за последний месяц. «Региональное отделение ЛДПР призывает россиян не покупать продукцию “Круассе”, чтобы наши деньги не пошли на разжигание розни между нашими народами» — так, это Нижний Новгород. «Запретить и отправить на свалку всю продукцию антироссийского концерна. Новоявленные власти притесняют русских, и в этом им помогает циничный бизнес Гочичеладзе» — это КПРФ, Иваново. «Будем инициировать закон о запрете продукции “Круассе” в Пермской области» — опять ЛДПР.

Соболев захлопнул папку и позвонил директору по продажам: — Какие у нас данные по заказам? — За последнюю неделю от нашей продукции отказались в Липецке, Архангельске, Омске, Новосибирске, Воронеже… Продолжать?

— Давай в цифрах. Минус сколько?

— Треть. От прежних объемов мы потеряли треть… Гендиректор вздохнул. Дела шли хуже, чем он предполагал. Он позвонил владельцу фабрики. Гочичеладзе приехал через день и объявил, что компания вынуждена отправить половину персонала в оплачиваемый отпуск — пока с сохранением двух третей зарплаты.

— Я не могу вам сказать точно, когда вы вернетесь к работе, но, поверьте, я сделаю все, что от меня зависит, — пообещал он на собрании коллектива.

Сотрудники встали на сторону руководства и владельца фабрики. Они не понимали, почему предприятию, которым они так гордились, объявили бойкот. И кто? Их же соотечественники, люди, которым они помогали деньгами и вещами в трудные времена.

— Как же так! — возмущенно перебивали работники друг друга. — Как помогать пострадавшим от наводнений или пожаров по всей России, так мы свои! А теперь вдруг мы стали для всех чужими?!

— И почему, собственно, наше производство вражеское?! Мы-то работаем на российском сырье, тогда как уйма иностранных компаний возят сырье из-за рубежа и считаются отечественными? Гочичеладзе развел руками. Многие на фабрике проработали всю жизнь, а некоторые привели сюда своих -детей. Теперь этих людей ждало неопределенное будущее, и он не знал, что им сказать. «Кризис затягивается, — подумал он, — надо что-то решать».


Три варианта

Через месяц к владельцу «Круассе» приехали представители российского холдинга «Морозко». Они вежливо предложили ему продать бизнес в Курске. Но за половину докризисной стоимости.

— Понимаете, сейчас ваш бизнес сжимается, — объясняли посланники. — Вашу продукцию покупают все хуже, нужны деньги, чтобы все это остановить. Поэтому больше 30 миллионов долларов дать не можем.

— Вы издеваетесь? — усмехнулся Гочичеладзе. — Во-первых, компания не продается, во-вторых, она стоит в два раза больше. Я только в новые цеха вложил 20 миллионов долларов. И, замечу, наши конфеты хорошо -продаются на европейских рынках.

— Что ж, мы не настаиваем. Вам это нужно больше, чем нам, мы можем подождать… Вы же понимаете, что время работает против вас...

Здравый смысл в их словах был, но Гочичеладзе не стал продолжать разговор:

— Ну это мы еще посмотрим! Фабрика испытывает временные трудности, не более того. Так что дисконт несоразмерен происходящему. Поэтому давайте на этом распрощаемся!

Гочичеладзе, конечно, понимал, что представители «Морозко» появились не случайно. «Пользуются моментом? Или координированно с остальными работают? Впрочем, какая разница», — подумал он. Однако что-то решать с фабрикой нужно было срочно. Следовало принять принципиальное решение, но это было непросто. Для него это был не просто бизнес: Гочичеладзе -испытывал к фабрике особые чувства — ему еще в детстве хотелось стать кондитером.

-— Что ж… Может, лучше переждать бурю и надеяться на улучшение отношений между нашими странами? — рассуждал он. — Не может же вражда длиться вечно?!

Такие случаи известны, конечно, но сколько придется ждать, неизвестно. Запас прочности у Гочичеладзе был, но содержать фабрику, которая однажды станет убыточной, он не хотел.

Гочичеладзе пытался уладить проб-лему, задействовав старые связи в администрации российского президента. За «гарантии неприкосновенности» бизнеса «большой человек» попросил через посредника треть ее стоимости. «Вот это номер, — возмутился Гочичеладзе. — Это же вымогательство!» Дальнейшие попытки выяснить, кто стоит за атакой на фабрику и есть ли вообще заказчик этой кампании, ни к чему не привели. Тем временем представители «Морозко» приходили еще раз и уменьшили сумму предложения на треть. Тогда Григорий обратился к западным концернам, работающим в России, и те выразили принципиальную заинтересованность в покупке «Круассе». Но цену, даже примерную, называть не стали, сославшись на необходимость детально изучить дела компании.

В конце концов с Гочичеладзе связался некий маркетолог, специалист по решению проб-лем, как он себя называл. Его знали на рынке как цепкого и крайне прагматичного человека, идеи которого часто приносили результат. Он уже убедил гендиректора «Круассе» — а теперь нацелился на владельца, — что сможет вытащить фабрику из кризиса законным путем. «Грамотный маркетинг — это все, что вам нужно», — писал он Григорию. В конце концов Гочичеладзе согласился с ним встретиться.

— Что сейчас модно? — спросил маркетолог и сам же ответил: — Патриотизм! Что бы это ни значило… Посмотрите опросы: россияне готовы терпеть лишения и переплачивать за одно лишь напоминание о величии страны.

— К чему вы клоните? — Гочичеладзе неодобрительно взглянул на гостя.

— Все просто. Вы, например, запус-каете серию конфет с бравурными лозунгами, типа «Победа будет за нами!», «Народ и партия — едины!». Из современной истории — «Крым — наш!». Это сработает, уверяю.

— Фантомными болями и совестью не торгую, — возмутился Гочичеладзе.

— Ну, можно еще сменить полностью бренд, перерегистрировать компанию на подставное лицо или зарубежный траст и официально -дистанцироваться от фабрики…

Гочичеладзе задумался. Все эти варианты казались ему сомнительными. Конечно, терять фабрику ему не хотелось, но и ждать в нынешних условиях изменения политической конъюнктуры можно было долго. И риск, что ситуация ухудшится, был высок. А собственных ресурсов на поддержание минимальной работоспособности «Круассе» может не хватить. «В конце концов бизнес должен приносить деньги, а не отнимать их», — подумал он. Однако схемы, предложенные маркетологом, ему не нравились, а продавать компанию по дешевке не хотелось.

Как поступить владельцу «Круассе»? Ситуацию комментируют эксперты.

Евгений Чичваркин,

владелец лондонского винного бутика Hedonism Wines

Предложенная ситуация предельно понятна. Хотя изложена она, по-моему, излишне карикатурно. Я не могу советовать владельцу фабрики, пусть и вымышленному, того, чего сам не сделал в похожем случае несколько лет назад. Поэтому считаю, что бизнес нужно продавать — за столько, сколько можно получить реальными деньгами. И уезжать из страны. В другие варианты решения подобных проблем я не верю. Если ситуация в стране такова, что бизнес — это кормовое поле, куда выпускают силовиков, которым отдают чужие компании в качестве оплаты за силовые и прочие услуги, то для бизнеса это неизбежно закончится плачевно. И если на твою компанию нацелились, то рано или поздно — пусть через год или полтора и под другим предлогом — за ней придут. Кроме того, политические риски в России слишком высоки: тяжелая экономическая ситуация, параноиды у руля рано или поздно приведут к разорению. Так что если есть возможность, то лучше «окэшиться» и уехать в страну, где можно заниматься бизнесом, не сидя под лавкой.

В принципе владельцу фабрики можно, конечно, написать на конфетах «Херсонес — наша Храмовая гора» и все в таком духе, как это предлагает маркетолог. Но только для того, чтобы изменить мультипликаторы и повысить стоимость «Круассе». Это сделка с совестью, но, когда речь идет о продаже компании, люди зачастую на нее идут. Шел и я.

Заниматься бизнесом и политикой опасно только на постсоветском пространстве и в коррупционных странах. В остальном мире бизнес, как и нормальный человек, может и должен принимать участие в разных сферах жизни общества — социальной, культурной, деловой, политической, религиозной, спортивной. В любой, в какой захочет. В нормальной стране если владелец одной компании поддерживает либеральных демократов, а другой по взглядам — жесткий тори, то это никак не сказывается на их бизнесе. В России бизнесу лучше держаться от политики подальше, но далеко не всем предпринимателям это удается. Для этого нужно быть муд­рым — как Михаил Фридман.

Яна Яковлева, совладелец компании «Софэкс», председатель некоммерческого партнерства «Бизнес ­Солидарность»

Прежде чем принимать решение, владельцу нужно понять, что стоит за прессингом компании.

Возможно, это спланированная акция по отъему бизнеса у пошатнувшегося собственника. Такие акции, как правило, начинаются с незначительных проверок — пожарных, Роспотребнадзора, а заканчиваются тяжелой артиллерией в виде уголовного преследования владельца. Если это так, то Гочичеладзе балансирует между потерей свободы и сохранением денег. Он должен понимать, что в какой-то момент 30 млн долларов, которые ему предлагали в начале, могут показаться счастьем. Или даже выход из игры живым с потерей всех денег и бизнеса будет удачным исходом. Поэтому собственник не должен поддаваться паническим приступам жадности. Ведь ни один бизнес не стоит нескольких лет тюрьмы. Я знаю много случаев, когда предприниматели начинают верить в законы и правосудие: мол, мы ­сейчас напишем жалобы, ­опротестуем, и все наладится. Это иллюзии. Если атака на бизнес спланирована, нужно забыть про справедливый суд.

Но не исключено, что выступления населения и политиков в регионах, проверки контролирующих органов — местная инициатива, вызванная желанием соответствовать политической конъюнктуре. У нас в регионах немало неадекватных депутатов и политиков, которые пытаются обратить на себя внимание федерального центра. То есть, возможно, организованной атаки на «Круассе», за которой стоял бы конкретный человек, нет. Конечно, нужно готовиться к худшему, но если нет признаков того, что к делу подключились правоохранительные органы, если нет угрозы уголовного преследования, то можно просчитывать варианты спасения фабрики.

Например, стоит подумать о диверсификации бизнеса (мы сейчас не учитываем текущую экономическую ситуацию в России). Прежде всего я бы сменила имидж компании. Для этого я бы подумала о том, как максимально дистанцироваться от политики, о новом названии компании, возможно, сменила бы формально собственника и скрыла бы конечного бенефициара. Услугами маркетолога в данном случае я бы не пользовалась — в кейсе это странная фигура: он вообще может оказаться засланным казачком. Когда бизнес в осаде, лучше не допускать никого из посторонних, чтобы предо­твратить утечку информации. Кроме того, решения о смене имиджа в данном случае должен принимать сам собственник, и он же должен выбирать лучшие варианты.

Гочичеладзе можно было бы подумать также о перепозиционировании продукции. Недавно я зашла в один известный европейский магазин, торгующий бельгийским шоколадом. За год они кардинально изменили подачу товара: конфеты, например, уложены в красивые вазочки, в качественные художественные рамки, которые сами по себе — произведения искусства. Так и нашему владельцу стоит, возможно, отойти от поточного штампования конфет и перейти в более узкий, например премиальный, сегмент рынка. Пусть выручки будет меньше, но работа над новым продуктом даст вдохновение работникам и собственнику.

Подчеркну, что не всегда давление на компанию заканчивается отъемом бизнеса. И из описанной ситуации можно, аккуратно лавируя, выбраться. Главное — не пытаться дать кому-то денег для решения проблемы. Это ложный путь, делающий из бизнесмена преступника. К тому же если это спланированная акция, то в поисках того, кому можно дать, собственник просто потеряет и время, и деньги. Если Гочичеладзе по каким-то причинам делает в России бизнес, то не стоит его бросать только потому, что в регионах отказываются от продукции, а в офис пришли с проверкой. Главное — держать ухо востро.