Плантаторы — пионеры менеджмента? | Большие Идеи

・ Управление персоналом
Статья, опубликованная в журнале «Гарвард Бизнес Ревью Россия»

Плантаторы —
пионеры менеджмента?

На рабовладельческих плантациях были в ходу научные методы управления, причем ими пользовались более последовательно, чем на фабриках.

Автор: Розенталь Кейтлин

Плантаторы — пионеры менеджмента?

читайте также

Карьерный ускоритель

Грэг Прайор,  Дэвид Сильвестр,  Роб Кросс

Призрак из прошлого: почему иногда вы ведете себя неадекватно

Катарина Балаж,  Манфред Кетс де Врис

Предсказание настоящего

Дайан Кутю

Почему отдел НИОКР должен прислушиваться к идеям гендиректора

Майкл Шрейдж

Открытие: На рабовладельческих плантациях в XIX веке были в ходу научные методы управления, причем в некоторых местах ими пользовались более последовательно, чем на фабриках, где эти методы якобы изобрели.

Исследование: Кейтлин Розенталь изучила сотни конторских книг с плантаций в США и Вест-Индии в период с 1750 по 1860 гг. Она обнаружила, что владельцы добивались от своих земель и рабов максимальной отдачи с помощью весьма прогрессивных инструментов учета и управления — в частности, использовали понятие амортизации и оценивали эффективность труда по стандартизованной шкале. Сравнив эти документы с бухгалтерской отчетностью северных фабрик, Розенталь заключила, что на многих плантациях применялся более научный подход к управлению, чем на фабриках.

Вопрос: Неужели наши представления о генезисе современного менеджмента ошибочны? Профессор Розенталь, защищайте свою идею!

Розенталь: Я сама удивилась тому, что открыли мне эти конторские книги. Согласно расхожим взглядам, управление на плантациях было примитивным и сводилось к выжиманию из рабов последних соков. Однако документы показывают, что на плантациях использовались очень изощренные методы учета, причем более последовательно, чем на многих фабриках Севера, — обычно считается, что именно там зародилось современное управление. В каком-то отношении рабовладельческое хозяйство благоприятствовало развитию научного менеджмента в большей мере, чем фабрики.

HBR: Почему?

Фабричные книги говорят о сильной текучке, а рабы не могли уволиться. Фабриканты главным образом заботились, чтобы рабочие места не пустовали и дело шло хоть как-то, тогда как плантаторы стремились к оптимизации. Они могли перераспределять ресурсы по своему разумению. Я нашла в их записях настоящий количественный анализ — они буквально смотрели на людей как на капитал.

У кого-то от этого интервью пройдет мороз по коже. Меня уже слегка мутит.

Ничего удивительного! Тема не из приятных. Для большинства из нас слова «управление» и «капитализм» имеют положительную окраску. По-нашему, по-современному, эффективность — это хорошо. Здесь же она означает безжалостное выколачивание прибыли из угнетенных и бесправных. Но тем, кто занимается бизнесом, нужна неприкрашенная истина, а не красивые сказки.

Приведите, пожалуйста, пример более научного подхода плантаторов к управлению.

На многих плантациях использовалась стандартная система бухгалтерского учета, описанная в «Конторских книгах плантаций» Томаса Аффлека (Thomas Affleck, Plantation Record and Account Books). В конторских книгах отражены вполне прогрессивные методы — например, там есть инструкции по оценке амортизации. Некоторые ученые считают, что понятие амортизации ввели только на железных дорогах в конце XIX века. Но плантаторы уже в 1840-х оценивали «износ» своих рабов. Они определяли рыночную стоимость своих ресурсов, сравнивали ее с прежней рыночной стоимостью, чтобы найти положительную или отрицательную разницу, брали поправку на процент дохода и с помощью всего этого вычисляли капитальные затраты. В каком-то смысле они следили за рыночной ценой своих реcурсов — точь-в-точь как большинство современных компаний.

Кроме того, плантаторы пользовались условной единицей под названием «эталонный работник». Эталону приписывались определенные качества: скажем, некая дневная норма выработки. Каких-то рабов оценивали в «полработника», каких-то — в «четверть работника». Если один плантатор сообщал, что у него есть 13 работников, эквивалентных 10 эталонным, другие сразу понимали, что это значит в смысле выработки.

Если вспомнить, о каких ресурсах идет речь, методы кажутся очень жестокими и бездушными.

О чем говорить! Многие из этих плантаторов жили вдали от своих владений. Представьте себе, как они читают отчеты о своих плантациях, сидя за завтраком где-нибудь в Лондоне, совсем как нынешние члены совета директоров. Когда ты так далеко, ты не думаешь о том, что на тебя работают живые люди. Вспомните трагедию этого года в Бангладеш, когда обрушилось здание швейной фабрики.

Есть ли связь между менедж­ментом на плантациях и Фредериком Тейлором?

Сейчас я это изучаю. Плантации имели непосредственное отношение к текстильным фабрикам, которые фигурируют в предыстории научной организации труда, — ведь хлопок получали с полей. Конечно, это не новость; ученые уже много лет обсуждают связи между рабством и промышленной революцией. Существует ли между плантациями и Тейлором более прямая связь, пока неясно. В настоящее время я работаю с трудами двух близких соратников Тейлора, которые родились на плантациях. Один из них — Генри Лоуренс Гант, тот самый, что придумал диаграмму Ганта.

Почему же эти конторские книги так долго оставались в тени?

Отчасти в этом виновата библиотечная система. Те, кто изучает историю бухгалтерии, не обращаются к книгам Томаса Аффлека, потому что они не включены в этот раздел. Они проходят по разряду записей с отдельных плантаций. Кроме того, история бизнеса и история американского Юга представляют собой разные дисциплины. Историки, изучающие рабство, давно знают об этих книгах и пользуются ими для реконструкции повседневной жизни рабов. Но очень немногие из этих специалистов когда-нибудь заглядывали в учетные книги с Севера, поэтому они просто не понимают, насколько их материалы важны для истории бизнеса. Я сама познакомилась с этими материалами благодаря своему наставнику — он изучает рабство и предложил мне на них взглянуть.

Приходится ли вам сталкиваться с негодованием по поводу ваших исследований?

Да. Причем недовольство это выражают не историки, а широкая публика. Люди реагируют на мои работы точно так же, как реагировали сорок лет назад на труды Роберта Фогеля и Стенли Энгермана и их замечательную книгу «Срок на кресте». Эти экономисты с цифрами в руках показали, что рабовладельческое хозяйство могло быть исключительно доходным. Их заявления об эффективности рабства вызвали яростное негодование, но они всего лишь представляли результаты своих исследований. Сегодня люди продолжают цепляться за мысль, что рабовладение было неэкономичным и отсталым. До войны между Севером и Югом эта идея играла на руку обеим сторонам. Плантаторы прикидывались добрыми покровителями, которые заботятся о своих подопечных, извлекая из их труда лишь самый скромный доход. Аболиционисты твердили, что рабство невыгодно, — с целью подорвать эту систему. У нас уйма доказательств обратного, однако, изучая связи между рабством и современным капитализмом, мы все еще рискуем вызвать праведный гнев.

Так нужно ли вообще все это изучать?

Я не стремлюсь к сенсациям — у меня не было задачи показать предысторию капитализма. Я историк, пишущий для своих коллег, и просто следую за своими источниками. Честно говорить о своих находках — мой профессиональный долг. По-моему, опасно читать одни только прекраснодушные истории о Рокфеллере, Карнеги и железных дорогах. Я много думала о том, может ли моя работа принести пользу современным руководителям. Мне кажется, что да. Инструменты менеджмента порой заставляют забыть о принципах гуманности. Мне все видится тот плантатор, который вдали от своего имения проверяет цифры управляющего. Представьте на его месте CEO, анализирующего отчеты — он так же далек от своих рабочих, которые проливают пот где-то далеко. Читая старые конторские книги, я невольно восхищаюсь деловой хваткой тех, кто их заполнял. Но потом меня точно окатывает ледяной водой — ведь они же эксплуатировали живых людей! Эти книги странным образом напоминают мне о человеческих трагедиях, а помнить о них необходимо. Такое просто нельзя забывать.