Основы китайской политики
в Гонконге

Когда китайские студенты впервые вышли на улицы Пекина — поначалу на похороны бывшего председателя КПК, реформатора Ху Яобана, а затем чтобы потребовать расширения демократических преобразований, — никто в руководстве Поднебесной вроде бы не планировал трагическую развязку с танками на площади Тяньаньмэнь.

Как повествует Эзра Фогель в длинной, но весьма содержательной биографии Дэн Сяопина «Deng Xiaoping and the Transformation of China» — я с удовольствием читал эту книгу и в поезде, и в самолете, и в гостинице во время поездки в Китай, организованной Фондом американо-китайских связей, — многие коммунистические чиновники даже симпатизировали протестующим. Самый высокопоставленный из них, Дэн Сяопин, был настроен не столь благожелательно, но и он поначалу надеялся, что протестное движение угаснет само собой. И лишь когда само собой оно не угасло, а вялые попытки остановить протесты, не применяя насилие, ударили рикошетом по партии, Дэн взялся за дело — и его генералы Народно-освободительной армии направили на площадь танки.

Какие выводы можно сделать из этой не столь давней истории применительно к нынешним событиям в Гонконге? Напрямую — никаких. Но когда в The New York Times публикуется мнение Эдварда Вонга и Криса Бакли, дескать, «у председателя Си Цзиньпина практически отсутствуют инструменты долгосрочного решения проблемы, которое устроило бы все стороны», поневоле начинаешь беспокоиться, как все опять не кончилось бы плохо. На материке китайское руководство научилось с 1989 года подавлять протесты в зародыше без лишнего шума или же направлять недовольство граждан в приемлемое для партии русло. «Но эти методы не помогут в Гонконге», — пишут Вонг и Бакли, потому что бывшая английская колония сохранила свободу слова и понятие о гражданских правах. И в то же время трудно себе представить, чтобы Пекин хоть на секунду прислушался к прозвучавшим требованиям политического самоопределения.

Читайте материал по теме: Чего ждать от Китая

Почему же их никто не услышал? А вот тут полезно вспомнить Дэн Сяопина и политические стычки после смерти Мао Цзэдуна. Мао — тиран с переменчивым характером, основатель коммунистического Китая и губитель его экономики. Дэн — его верный сподвижник с момента рождения КНР (1949 год). Но в пору Культурной революции он был сослан на провинциальный тракторный завод за попытку поднять пришедшую в застой экономику и каппутизм — или, говоря словами Мао, за призыв «пойти капиталистическим путем». В 1974 году Дэн Сяопин был реабилитирован и вновь ненадолго стал правой рукой Мао, а затем опять был изгнан в 1976 году.

В том же году Мао умер, и поначалу страна вроде бы устремилась по пути, описанному в передовице в центральной газете Жэньминь жибао от февраля 1977 года с типично загадочным заголовком: «Изучите документы и уловите ключевую связь». Позднее появился лозунг: «Любые номер раз и номер два!» Звучит как реклама пива, но на самом деле то была клятва в верности: «номер раз — соблюдать любые политические решения, какие бы ни принял председатель Мао, и номер два — следовать любым инструкциям председателя Мао».

Проблема с этим подходом заключалась, как напомнил Дэн Сяопин в мае 1977 года, в том, что Мао нередко противоречил сам себе и даже признавался в большом количестве допущенных ошибок. («Он говорил, что каждый, кто работает, делает ошибки — не ошибается лишь тот, кто ничего не делает», — писал Дэн Сяопин). Набожное исполнение всех решений и инструкций Мао привело бы к хаосу, и действительно, преемник председателя Хуа Гофэн тогда уже начинал менять курс, хотя публично все еще твердил про «два каких бы ни».

Читайте материал по теме: Китай: мифы и реальность

Годом позже Дэн Сяопин продавил своим авторитетом другой подход, описанный сначала в эссе профессора философии, которое распространялось в партийных кругах, а затем было опубликовано в Жэньминь жибао и в других печатных органах под заголовком «Практика — единственный критерий истины». Или, как предпочитал выражаться сам Дэн, «не важно, черная кошка или белая, лишь бы ловила мышей».

Разумеется, верх взяла концепция Дэна. Он стал фактическим лидером страны и не только удержался на этом высоком посту на протяжении 15 лет, но и наладил конвейер из талантливых партийных работников, которые в основном и следовали его советам. А советы его сводились к тому, что нужно всеми средствами ускорять рост экономики, с одной лишь оговоркой: не подрывая руководящей роли коммунистической партии. (Более того: экономический рост стал пониматься как необходимое условие для поддержания руководящей роли партии в Поднебесной).

Дэн Сяонин считал, что Никита Хрущев непоправимо подорвал авторитет Советского Союза, когда в 1956 году разоблачил своего предшественника Иосифа Сталина, и, хотя на деле Дэн практически полностью отказался от экономической политики Мао, он все же никогда не отрекался ни от Великого кормчего, ни от идеи однопартийного государства. И столкновения на площади Тяньаньмэнь, и события в Восточной Европе, и распад СССР только укрепляли уверенность Дэна и его соратников в необходимости сохранения однопартийной системы. Крах коммунистического блока не только лишил многих бывших номенклатурных боссов работы, а то и свободы, и жизни, но в 1990-х годах отмечалось также ослабление экономики и снижение уровня жизни в России и в других странах бывшего СССР. Сопоставляя этот упадок с тем преобразившим всю мировую экономику чудом, которое Китаю удалось свершить и продолжить начиная с 1978 года, китайские лидеры находили только лишние доказательства своей правоты.

Читайте материал по теме: Думать по-китайски

Им казалось даже не столь важным, сохранится ли в Китае ортодоксальный маоизм или хоть какая-то форма коммунизма — хотя в политических выступлениях китайские чиновники продолжают ссылаться на марксизм и «идеи Председателя Мао». Пожалуй, в современном Вашингтоне чаще наткнешься на практические следствия из идей Томаса Джефферсона и Александра Гамильтона, чем в Пекине — на практические приложения идей Маркса или Мао. Но китайские чиновники всеми силами отстаивают господство Партии в стране — ведь иначе сами знаете, что бывает, достаточно оглянуться на Россию.

Но если китайская коммунистическая партия перестала быть наследницей идей Великого кормчего (и даже коммунистической), то что же она из себя представляет? В первую очередь, когда присмотришься к систематическому отбору, подготовке и продвижению руководителей этой партии (рекомендуемая литература: Ричард Макгрегор «The Party: The Secret World of China’s Communist Rulers»), на ум приходит сопоставление с крупной корпорацией, IBM или GM в 60-е годы.

Другая параллель — «корпоративные партии», которые не так давно осуществляли модернизацию в различных азиатских странах: Либерально-демократическая партия в Японии, Гоминьдан в Тайване, Народное действие в Сингапуре или партия Сэнури в Южной Корее.

Читайте материал по теме: Жесткие правила Китая или смена мирового экономического порядка

Со стороны, конечно, трудно понять, с какой стати китайские чиновники оглядывались на судьбу Советского Союза. Казалось бы, западные корпорации — вполне эффективные однопартийные государства, но они хотя бы теоретически готовы к тому, что недовольные вкладчики сместят плохо работающую партию. Большинство корпоративных партий Азии отошли от однопартийного правления, допустив оппозицию не только к выборам, но и к победе, но при этом и экономика не рухнула, и прежние чиновники вовсе не лишились своей власти. Но Пекин не желает учиться на примере стран-соседей. Там полагают, что Китай слишком разнообразен, управлять такой большой страной неимоверно трудно и лишь единая партия удержит вожжи. (Яростную защиту этого мнения можно увидеть в выступлении венчурного капиталиста из Шанхая Эрика Ли на TEDGlobal talk в прошлом году).

Гонконг отличается от остальной территории Поднебесной, и Пекин позволял ему быть самим собой. Но партийное руководство не готово допустить, чтобы его жители оспаривали верховный авторитет партии, ибо это угрожает ее подрывом. В этом году правительство приняло ряд постановлений, направленных на укрепление своей власти, в частности, было решено, что хотя Гонконгу и будет позволено выбрать собственного политического лидера (привилегия, которой они под британской эгидой так и не удостоились), но из трех предложенных Пекином и руководством КПК кандидатов.

Это решение и спровоцировало нынешние протесты. Для китайской номенклатуры выступления гонконгцев — большая неприятность, но еще большей проблемой стало бы жесткое подавление молодежных волнений, да и для экономики государства это оказалось бы жестоким ударом. Но не стоит надеяться, что Си Цзиньпин и его сподвижники пойдут на поводу у манифестантов, выступающих за 2000 км от Пекина, и их смутят негативные отклики западной прессы или даже официальное негодование демократических стран. Не стоит ожидать и корректировки того курса, который Дэн Сяопин заложил в 1978 году и не постеснялся отстоять силой Народно-освободительной армии в 1989 году.

Читайте по теме:

• Ренессанс менеджмента
• Умерь свой блеск, смешайся с пылью
• Игры разума: за что присудили Нобелевскую премию по экономике