Математика
справедливости

В последнее время проблема социальной справедливости обсуждается на самых разных дискуссионных площадках страны. Судя по всему, с нашим обществом происходит что-то такое, что уже не позволяет замалчивать эту тему. А ведь мы — я имею в виду научное сообщество — долго обходили проблему стороной. Ее надо было начать обсуждать лет двадцать назад, когда началась масштабная приватизация госсобственности, осуществленная по самому несправедливому из всех возможных сценариев и предопределившая неофеодальное по своей природе слияние власти и собственности со всеми присущими политическими, правовыми и нравственными деформациями. Новое социальное устройство сформировалось не на основе общественного договора в публичном правовом пространстве, а на базе негласного сговора между властью и активной частью общества по схеме: «Мы не возражаем против присвоения вами крупной собственности, а вы не мешайте нам участвовать в теневом перераспределении доходов от нее».

Пока экономика как-то обеспечивала и интересы теневого сектора, и социальное вспомоществование тем, кто явно проиграл от приватизации, о социальной справедливости не очень задумывались. Но экономический кризис показал, что те, кто был назначен владеть крупной собственностью, оказались неэффективными собственниками. А тут и сырьевая модель экономики начала давать сбои. Представители правящего класса уже давно вывозят за рубеж деньги и семьи, а наша наука только начинает всерьез задумываться о том, может ли эффективно функционировать экономика, основанная на нелегитимной собственности? И в более общем плане: может ли эффективно функционировать общество, выстроенное на несправедливых основаниях?

Судя по всему, не может. Ведь справедливость, как верно сказано, — это «первая добродетель общественных институтов, как истина — первая добродетель систем мысли». Есть много и других хороших высказываний на эту тему, но я сошлюсь на Маргарет Тэтчер, которая, будучи в России и обращаясь к россиянам, сказала так: «…чтобы люди поверили в себя, нужны две вещи: торжество справедливости и здоровая валюта». Ясно, что справедливость здесь — определяющее, потому что там, где нет справедливости, капитал бежит из страны.

Сейчас мы вынуждены обсуждать проблему в контексте всех накопившихся в обществе противоречий. Но смысловое пространство дискуссии о справедливости очерчено двумя основными традициями европейской правовой культуры: античной (основанной на идее взаимосвязи права и справедливости, определяемой через равенство) и христианской, точнее — библейской, (в рамках которой справедливость отождествляется с милосердием). Отсюда и главный вопрос: где искать понятийную основу справедливости — в безграничном пространстве нравственного совершенства или в рамках права, очерченных принципом равенства?

Дореволюционная русская философия права ориентировалась главным образом на первый путь, то есть переносила справедливость в область нравственности и религии. Но сейчас такой подход не отвечает запросу, обращенному к философии права со стороны социальной практики: как разграничивать право и произвол, облеченный в форму закона?

Cейчас нам нужна такая теория правопонимания, которая позволяет объяснить, почему закон, устанавливающий в интересах думского большинства явно несправедливую планку численности партии, не может называться правом; почему законодательный орган не должен заодно заниматься правоприменением, лишая депутатского мандата политических оппонентов партии власти, и т.д. И если встать на позиции либертарно-юридической теории, которая говорит, что право — это математика свободы, можно доказать неконституционность таких законов. Для России это имеет уже не только теоретическое, но и практическое значение.