Секреты жизнестойкости

На заре журналистской карьеры мне довелось работать с человеком, которого здесь я буду называть Клаус Шмидт. Лет пятидесяти с небольшим, он в моем понимании был типичным газетчиком: немного циничный, ужасно любопытный, шумный, этакий бойкий на язык жизнелюб. Он сочинял потрясающие истории, легко писал статьи на любые темы. Люди, более близкие Клаусу, чем я, знали, что он не просто выдающийся журналист, но и человек огромной внутренней силы: он достойно вышел из всех выпавших на его долю испытаний и многого добился в профессии, хотя при такой жизни, как его, не сломаться — уже само по себе геройство. Двое его детей умерли в младенчестве, третий уже взрослым погиб в автокатастрофе. При нем в редакции по крайней мере трижды полностью менялось руководство, в результате этих перетасовок из журнала ушло большинство его коллег и друзей. Несмотря на все — а может, именно поэтому, — он изо дня в день кружил по редакции, наставляя новичков и рассказывая о романе, который он пишет. Он весь был устремлен в будущее: ему было интересно, что еще уготовила ему судьба. Как некоторым людям, тому же Клаусу Шмидту, удается пережить настоящие трагедии и выстоять? Не каждому такое по плечу: кто-то ставит на себе крест, потеряв работу, кто-то впадает в долгую депрессию после развода. Все мы хотели бы понять, в чем секрет силы, поддерживающей человека на плаву в бурном океане жизни. Этот вопрос волновал меня с тех пор, как в школе я узнала про холокост и судьбу его жертв. В колледже и позже, ведя исследования в Бостонском обществе психоаналитиков и Бостонском институте психоанализа, я не раз возвращалась к этой теме. Но в последнее время она обрела особую актуальность: теракты, региональные войны и экономический кризис — в этих условиях разгадать секрет жизнестойкости, по моему мнению, особенно важно. Я изучала природу «непотопляемости» отдельных людей и целых организаций, пытаясь понять, почему одни ломаются под грузом жизненных невзгод, а другие до последнего сопротивляются им. Благодаря своим изысканиям я многое узнала о жизнестойкости, хотя до конца постичь ее тайну наверняка не удастся никому, ведь способность восстанавливать душевные силы после тяжелых ударов — одна из величайших загадок человеческой натуры, как творчество или интуитивная религиозность. И, тем не менее, продираясь сквозь дебри психологических исследований, изучая разные истории жизни, я смогла глубже проникнуть в сердца и умы людей, подобных Клаусу Шмидту. Сделав это, я лучше поняла и человеческую душу вообще.

Представления о жизнестойкости

Недавно с партнером одной консалтинговой фирмы (назовем его Дэниел Саваж) мы думали, как привлечь к ним лучших выпускников бизнес-школ, ведь не секрет, что успех в этом деле зависит именно от людей. Мой собеседник сходу назвал несколько качеств, которые должны быть у соискателей: аналитический склад ума, мощный интеллект, целеустремленность, добросовестность и т.д. — А сила духа? — спросила я. — Ну да, об этом сейчас все говорят, — ответил он, — это модно. Кандидаты с порога сообщают нам, что они люди выносливые и жизнестойкие. Но если честно, то откуда им об этом знать — они еще очень молоды. Сильный ты или нет, можно понять, так сказать, лишь постфактум. — Но стали бы вы проверять их на жизнестойкость, если бы умели это делать? — спросила я. — Она важна для консультанта? Саваж задумался. Ему было уже далеко за сорок, все у него складывалось очень благополучно — и в карьере, и в личной жизни. Но успех не свалился с неба. Дэниел родился в Вунсокете (штат Род-Айленд), в бедной семье французских канадцев. Когла ему было шесть лет, умер его отец. Дэниел хорошо играл в футбол, благодаря чему поступил в Бостонский университет, хотя оттуда его два раза отчисляли за загулы и пьянство. После двадцати он взялся за ум, женился, развелся, женился снова, воспитал пятерых детей. Он дважды успел сколотить и потерять состояние и потом вместе с партнерами создать фирму, которой теперь руководит. — Да, важное, — наконец ответил он. — Пожалуй, даже самое важное. Пока я собирала материал для статьи, я слышала эти слова не раз и не два. Вот, например, что сказал мне Дин Бекер, гендиректор Adaptiv Learning Systems (эта компания из Кинг-оф-Пруссиа, штат Пенсильвания, разрабатывает методы повышения жизнеустойчивости): «Преуспеет человек или потерпит поражение, все — больше, чем от образования, профессионализма или опыта, — зависит от его силы духа и способности идти наперекор обстоятельствам. Это универсальное правило — оно одинаково действует и в онкологической больнице, и на Олимпийских играх, и на заседании совета директоров». Академическая наука обратила внимание на проблему жизнестойкости лет 40 назад. Первым ею стал заниматься Норман Гармези, ныне почетный профессор Миннесотского университета. Пытаясь понять, почему у больных шизофренией родителей дети вырастали без каких-либо отклонений, он пришел к выводу, что психическое здоровье в большей степени, чем считалось, зависит от способности сопротивляться негативному воздействию. Последнее время появилось немало теорий, объясняющих природу жизнестойкости. Изучая истории жертв холокоста, бывший президент Бостонского психоаналитического общества и Бостонского психоаналитического института Морис Вандерпол обнаружил: люди, которые не сломались в концлагерях, обладали тем, что Вандерпол называл пластичным щитом. Он «сделан» из разных «материалов», в том числе из чувства юмора. Даже черный юмор помогал узникам хотя бы на минуту отрешиться от своих бед и увидеть происходящее в каком-то неожиданном ракурсе, и это их спасало. Не менее важными для выживания Вандерпол считает способность уста­навливать эмоциональные связи с окружающими и наличие внутреннего психологического пространства, наглухо закрытого от внешнего мира. Изучая людей с иным жизненным опытом, ученые выявили другие качества, от которых зависит психологическая сопротивляемость. Search Institute, некоммерческая организация из Миннеаполиса, занимающаяся проб­лемами социальной адаптации детей и подростков, выяснила, что дети, которые лучше всего приспосабливаются к внешним условиям, в трудных ситуациях виртуозно умеют заставлять взрослых помогать им. Еще одно исследование показало, что наделенные сильной волей к жизни подростки из бедных районов часто бывают талантливы в спорте, что делает их героями в глазах сверстников. Поначалу исследователи подчеркивали огромную значимость наследственности. Некоторым людям от рождения дана особая жизненная сила, утверждали они. В этом, конечно, есть доля истины, но со­бранные за последнее время данные говорят о том, что психологической стойкости — идет ли речь о детях, бывших узниках концлагерей или компаниях, находящихся на грани разорения, — можно научиться. Джордж Валльянт из Гарвардской медицинской школы, руководитель исследований, посвященных психологическому развитию взрослых, обратил внимание на то, что некоторые люди — из групп, наблюдаемых на протяжении 60 лет, — с возрастом становились сильнее духом. Другие психологи обнаружили, что у людей, не обладающих этим качеством изначально, оно развивается быстрее, чем у тех, кого наделила им природа. Согласно большинству теорий у жизнестойких людей есть три особенности: здравый взгляд на вещи; убежденность в том, что наша жизнь имеет смысл (часто эта уверенность объясняется глубокими нравственными ценностями); потрясающее умение находить нетривиальные решения в любой ситуации. Если вам присуще одно или два из этих качеств, вы ­наверняка оправитесь после неудачи, но человек — как, впрочем, и целые организации — жизнестойкий в полном понимании этого слова обладает всеми тремя. Рассмотрим их подробнее.

Здравый взгляд на вещи

Многие думают, что секрет жизненной силы кроется в оптимизме. Это так, но только если оптимизм сочетается со здравым смыслом и не мешает нам трезво оценивать происходящее. В экстремальной ситуации смотреть на мир сквозь розовые очки опасно — так недолго довести дело до катастрофы. На эту мысль меня натолкнул Джим Коллинз, а он, в свою очередь, пришел к этому, когда собирал материалы для книги «От хорошего к великому. Почему одни компании совершают прорыв, а другие нет». Коллинз думал (и, как оказалось, ошибочно), что тверже всего стоят на земле и быстрее всего восстанавливаются после неудач компании, в которых много оптимистов. Чтобы проверить это свое предположение, он рассказал о нем адмиралу Джиму Стокдейлу, который восемь лет провел в лагерях Вьетнама. Коллинз вспоминал: «Я спросил Стокдейла, кто не дожил до осво­бождения, и он ответил: “Опти­мисты. Те, кто говорил, что Рождество мы будем встречать дома. А потом — что выберемся отсюда к Пасхе. А потом — ко Дню независимости, Дню благодарения и снова к Рождеству…” Тут Стокдейл наклонился ко мне и тихо сказал: “Знаете, мне кажется, они умерли от разочарования”». Коллинз выяснил, что руководители самых сильных компаний так же реалистично смотрят на вещи, как и Стокдейл. Это вовсе не значит, что оптимистичное восприятие жизни не играет никакой роли; например, вдохнув в деморализованных подчиненных веру в собст­венные силы, начальник может изменить их настрой. Но в трудные времена куда важнее способность объективно, даже с ноткой пессимизма, оценивать происходящее. Спросите себя: «Правильно ли я понимаю — и принимаю ли — положение, в котором нахожусь? Как его оценивает моя организация?» Задавать такие вопросы полезно, тем более что большинство людей интуитивно отторгает неприятную информацию. Смотреть правде в глаза трудно, порой даже мучительно. Давайте вспомним историю выживания одной компании: на ее примере мы поймем, что это значит — объективно оценивать действительность. До 11 сентября 2001 года офисы инвестбанка Morgan Stanley находились во Всемирном торговом центре. В его Южной башне, на 22 этажах — с 43-го по 74-й, работало около 2700 сотрудников компании. В тот страшный день в 8:46 первый самолет врезался в Северную башню, и уже через минуту, в 8:47, в банке началась эвакуация персонала. Когда через 15 минут в Южную башню врезался второй самолет, причем на уровне этажей, принад­лежавших Morgan Stanley, в офисе никого почти не было. В итоге банк потерял лишь семь человек. Конечно, компании повезло, что террористы начали атаку не с Южной башни. Cantor Fitzgerald, помещения которой были разрушены первыми, не могла спасти своих людей. Тем не менее, именно благодаря хладнокровию и трезвому реализму руководителей Morgan Stanley удалось воспользоваться этим везением. Однажды, в 1993 году, в ВТЦ уже прогремел взрыв: тогда шесть человек погибли, более тысячи были ранены. После случившегося в Morgan Stanley поняли, что террористы не отступятся, а значит, работа в здании, символизирующем коммерческую мощь США, сопряжена с риском. Придя к такому выводу, в банке запустили программу подготовки к чрезвычайным ситуациям, рассчитанную на сотрудников всех уровней. Мало где люди серьезно относятся к такого рода учениям, но в Morgan Stanley все было иначе. Рик Рескорла, начальник службы безопасности подразделения, обслуживавшего индивидуальных инвесторов, взялся за дело с армейской педантичностью. Ветеран Вьетнамской войны, Рескорла по личному опыту знал, как выживать в самых ужасных условиях; он сделал все, чтобы люди твердо заучили правила поведения в чрезвычайных обстоятельствах. Когда 11 сентября 2001 года террористы атаковали Северную башню, Рескорла по громкой связи обратился к сотрудникам Morgan Stanley, призвав всех сохранять спокойствие и действовать так, как их учили на занятиях, — хотя некоторые коменданты убеждали людей, что им ничего не грозит и эвакуироваться незачем. К несчастью, сам Рик Рескорла был одним из тех семи, кто не успел спастись. «Если вы предоставляете финансовые услуги, то на всякий случай у вас должны быть резервные мощности для хранения информации — это обязательное условие существования вашего бизнеса», — считает президент Morgan Stanley Роберт Скотт. И компания оказалась готовой к самым маловероятным событиям. У нее была не одна, а целые три запасные площадки, на которых сотрудники могли бы работать, если основные помещения будут разрушены. «Десятого сентября содержать их казалось неоправданным расточительством, — говорит Скотт. — Двенадцатого — уже гениальной предусмотрительностью». Наверное, это и правда было гениальной предусмотрительностью, и, без сомнений, компания на деле доказала свою жизнеспособность. Когда мы трезво смотрим на мир, мы готовимся к самым экстраординарным ситуациям. Мы учимся выживать еще до того, как в этом возникает необходимость.

В поисках смысла

Способность объективно воспринимать действительность тесно связана со вторым важнейшим фактором жизнестойкости — умением даже в самые трудные времена не разочаровываться в жизни. Все мы знаем людей, которые по малейшему поводу впадают в отчаяние. Они считают себя жертвами вселенской несправедливости, а потому испытания ничему их не учат. В то же время люди, сильные духом, во всем, что бы ни выпало на их долю, находят положительные стороны и из всего извлекают уроки; тем самым они наполняют смыслом свою жизнь и жизнь окружающих. У меня есть подруга — назову ее Джеки Озо, — которая десять лет страдала маниакально-депрессивным психозом. Сейчас у нее все в порядке: она занимает высокую должность в крупном издательстве, активно участвует в жизни церковной общины, у нее хорошая семья. Когда ее спрашивают, как она преодолела свой недуг, Джеки отвечает: «Обычно говорят: “Почему это случилось со мной?” А я говорила: “Почему не со мной?” Конечно, за время болезни я многое потеряла, но приобрела гораздо больше. У меня появились замечательные друзья, они поддерживали и придавали смысл моей жизни». По мнению большинства исследователей, находя смысл жизни, люди наводят мосты между настоящим с его тяготами и светлым будущим, что помогает им выносить самые чудовищные страдания, физические и душевные. Эту мысль прекрасно сформулировал австрийский психиатр, бывший узник Освенцима Виктор Франкл, в концлагере испытавший на себе и своих товарищах методику лечения смыслом. В книге «Человек в поисках смысла» он описал, как изобрел ее. Однажды утром он шел из лагеря на работу, решая дилемму — стоит ли обменять последнюю сигарету на миску супа, и с ужасом думая о том, что теперь придется работать под началом нового надзирателя-садиста. Невыносимо болели распухшие от голода, подмороженные и нарывающие ноги. Он чувствовал, что больше не в состоянии выносить голод, холод и боль. Смертельная тоска охватила его при мысли о нелепости такого существования. Но Франкл понял, что сможет выжить, только если найдет какую-нибудь цель. Тогда он представил себе, как стоит на кафедре в большом, красивом и теплом конференц-зале, выступает с докладом «Психотерапия в концентрационном лагере» и рассказывает о том, через что ему пришлось пройти. Конечно, он не был уверен, что выживет, но он поставил перед собой несколько конкретных задач, и это помогло ему отрешиться от своих страданий. Позже Франкл писал: «Нет такой ситуации, в которой жизнь не дала бы нам возможность найти смысл, и нет такого человека, для которого жизнь не держала бы наготове какое-нибудь дело». Большинство коуч-программ, посвященных проблеме жизнеспособности бизнеса, основано на методе Франкла. Деловые люди часто ссылаются на его работы, что было для меня полной неожиданностью. «Проводя тренинги по жизнестойкости, или, как мы это называем, выносливости, мы помогаем людям увидеть смысл в повсе­дневности, — говорит Сальваторе Мадди, профессор психологии Калифорнийского университета и директор Института выносливости. — Когда люди начинают ощущать эффект от наших занятий, они спрашивают: “Так это и есть психотерапия?” Но психотерапия нужна тем, у кого жизнь разбилась и кому ее нужно заново собирать по кусочкам. Наша цель — научить людей позитивному взгляду на жизнь. Наверное, этому должны учить дома или в школе, но вместо родителей и учителей этим занимаемся мы». Часто задача, стоящая перед такого рода специалистами, оказывается куда труднее, чем кажется. Смысл — вещь эфемерная, и, если вы нашли его, это не значит, что однажды вы не разочаруетесь в нем и вам не придется искать новый. Наглядный пример — судьба Солженицына, человека, который прошел войну и ГУЛАГ, победил рак. Лишенный совет­ского гражданства, он обосновался в тихом благополучном Вермонте — и не смог смириться с «инфантильностью Запада». Он не нашел реального смысла в свободе западного мира, которую считал разрушительной и безответственной. Выведенный из равновесия высказываниями оппонентов, он укрылся от мира за забором своего дома и редко появлялся на публике. В 1994 году Солженицын вернулся в Россию. Коль скоро жизнестойкость зависит от умения находить смысл, неудивительно, что у самых сильных духом людей и самых преуспевающих организаций есть четкая система ценностей. Эти ценности наполняют существование смыслом, помогая правильно оценивать происходящее и самим строить свою жизнь. В наши дни верность принципам не в чести, но ведь не случайно самой жизнестойкой организацией оказалась католическая церковь, во многом благодаря незыблемости своих ценностей пережившая за 2000 лет бесчисленные войны, ереси, раскол и падение нравов. У компаний-долгожителей тоже есть моральные кодексы, и свою миссию они видят не только в зарабатывании денег. Очень часто, описывая свои морально-этические установки, они используют религиозную лексику. В корпорации Johnson & Johnson систему ценностей называют «кредо» — она изложена в брошюре, которую вручают каждому новичку. А в UPS говорят о своей «высшей цели». Система ценностей жизнеспособных организаций почти не изменяется с годами и в трудные времена служит им опорой. Гендиректор UPS Майк Эскью считает, что стремление к «высшей цели» помогло компании оправиться после того, как в 1997 году большая часть сотрудников впервые вышла на забастовку (люди протестовали против намерения топ-менеджмента изменить установленное еще основателем UPS Джимом Кейси правило, согласно которому акции должны принадлежать только сотрудникам). «Это было ужасное время, — вспоминает Майк Эскью. — Словно большую семью расколола жестокая распря. У каждого были друзья по обе стороны баррикад, и решить, кого поддержать, было очень трудно. Спасла нас “высшая цель”. К какому бы лагерю ни примыкали люди, у всех были одни и те же моральные ориентиры. Эти ценности — тот стержень, на котором держится наша компания, они остаются неизменными, и мы всегда руководствуемся ими в важных решениях. Мы можем менять стратегию, иначе формулировать нашу миссию, но только не ценности». Заимствованные из религиозного словаря выражения «система ценностей», «кредо», «высшая цель», «предназначение» в деловом мире наполняются новым смыслом. Компания может исповедовать этически весьма спорные принципы и при этом быть исключительно живучей. Вспомним хотя бы «непотопляемую» Phillip Morris: общество давно ополчилось на нее, тем не менее, она демонстрирует поразительную сопротивляемость. Как отмечает Джим Коллинз, у Phillip Morris своя система ценностей — пусть даже кто-то и не со всем согласен; например, здесь считают, что «курение — это осознанный выбор взрослых людей». Руководство разделяет эти принципы, что отличает Phillip Morris от других табачных компаний. Заметим, что с точки зрения морали жизнестойкость — качество нейтральное, ни положительное, ни отрицательное. Это лишь умение не сломаться в трудных условиях. Как писал Виктор Франкл, «в целом выжили только те, кто после мучительных скитаний по лагерям перестал проявлять щепетильность в борьбе за жизнь; эти люди пользовались любыми средствами — честными и не очень… лишь бы спасти себя. Мы, вернувшиеся из ада… знаем: лучшие остались там навсегда». От принципов, этичных или нет, жизнестойкость организации зависит куда больше, чем от наличия в ее штате людей с железной волей. Если такие сотрудники по-разному смотрят на вещи, в своих решениях и действиях они будут противоречить друг другу, и тогда компания не устоит в кризисные времена. Если же слабость организации становится очевидной, самые «живучие» люди уйдут, чтобы не ставить под угрозу собственное благополучие.

Незаурядная находчивость