Елена Ермолаева. Дело за малым | Большие Идеи

・ Стратегия

Елена Ермолаева. Дело
за малым

Малый бизнес в России — больная тема. Почему у нас он уже много лет пребывает в зачаточном состоянии? Каковы перспективы малого предпринимательства в России?

Автор: Фалалеев Дмитрий

Елена Ермолаева. Дело за малым

читайте также

Что делать, если лучшие сотрудники хотят уволиться

Дэйша Фэйcон Роу

Самое рискованное решение Уоррена Баффета

Роб Лашенауэр

Как победить прокрастинацию

Кэролайн Уэбб

Как устроена компания Alibaba

Уолтер Фрек

Малый бизнес — основа любой развитой экономики. Руководство государства это как будто понимает: тезисы о важности для страны малого предпринимательства есть в любых знаковых посланиях президента, премьер-министра, мэра Москвы и чиновников помельче. Но малый бизнес все так же слаб и немногочислен, как 10 или 15 лет назад. Непонятно даже, сколько в точности у нас малых предпринимателей. По одним данным 2 млн, по другим — 4 млн. Что собой представляет этот сектор экономики? Есть ли шанс, что когда-нибудь оно станет мощным и массовым? Что может помешать его развитию? Мы задали эти вопросы кандидату психологических наук, старшему научному сотруднику Института психологии РАН Елене Ермолаевой. Еще в начале 1990-х Елена начала изучать малый бизнес с позиций психологии. Ее монография «Предпринимательст­во: самодиагностика и преодоление психологических барьеров» — одна из первых научных работ на тему малого бизнеса в России.

Вы занимаетесь психологией и при этом изучаете бизнес. Где тут точки соприкосновения?

Да, мой предмет — психология малого бизнеса. В начале 1990-х я получила на это исследование грант. Собственно, тогда и зарождалось в России предпринимательское движение. Меня оно заинтересовало своим сходством с другими массовидными социально-психологическими явлениями, такими, например, как паника или мода, для которых характерно одновременное спонтанное переживание многими людьми сходных состояний, выбор одинаковых стратегий поведения. Думаю, все прекрасно помнят, что происходило у нас в начале 1990-х: это было время глобальных перемен в стране. Многие остались вообще без какой бы то ни было работы, и им нужно было искать сферу приложения своих знаний и сил, да и просто зарабатывать. В итоге довольно большая часть этих «потерянных» людей попыталась уйти в бизнес.

А причем здесь массовые социальные движения?

«Массовое» не означает действий в массе, в группе, сообща. Наоборот, имеется в виду предпринимательст­во на основе индивидуальной инициативы. Однако психологические проблемы и социальные факторы в этих формах бизнеса носят массовый характер в том смысле, что в той или иной степени характерны для всех предпринимателей. При зарождении предпринимательского движения сработала типичная психология толпы: люди действовали стихийно в ситуации полного отсутствия выбора и были очень сильно подвержены настроениям, которые им навязывала пропаганда. Кардинальные социально-политические изменения разрушили прежние отношения между обществом и ­профессионалами, а многих, по сути, «вытолкнули» в бизнес.

Выходит, та кризисная ситуация стала стимулом для малого предпринимательства?

Да, но надо учитывать, что психологически тот кризис произвел более сильное потрясение, чем, например, нынешний: сначала перестройка, потом рыночная экономика, которую ввели шоковым методом, бурные экономические и политические катаклизмы.

И какой была та, первая волна малых предпринимателей?

Могу сказать, что в 1990-е практически все устремились в торговлю. Какие-то формы производственного бизнеса, безусловно, были, но чаще всего эти попытки быстро терпели фиаско. Условия были не те. И хотя торговля многим в свое время помогла удержаться на плаву, на качестве бизнеса такая диспропорция сказалась. Хорошего, социально ориентированного бизнеса было мало. И в этом смысле за прошедшие годы ситуация, к сожалению, мало изменилась. Правда, то же самое можно сказать об условиях, в которых малый бизнес вынужден жить: то же, как и прежде, несовершенство законов, недостаточная поддержка малого бизнеса государством и т.д.

Какая была структура у первого предпринимательского движения?

Я бы выделила две основные группы: коммерсанты и, условно говоря, идеалисты. Первые — это те, кто стал заниматься куплей-продажей, по большому счету — спекуляцией. Частью это были вынужденные спекулянты, ­частью — ­спекулянты по призванию и образу мыслей. Вторые — более творческие, стремящиеся к самореализации — в основном ушли в производст­во, причем среди них было очень много романтически настроенных людей: некоторые даже перебирались из города в деревню, хотели заниматься фермерством. Они первыми и потерпели крах: взяли кредиты на технику, на оборудование, но из-за скачков инфляции и девальвации очень быстро разорились.

Как выглядит то малое предпринимательство с позиций психологии?

Это была исключительно разношерстная группа. Ее составляли самые разные люди: бывшие учителя, инженеры, рабочие, студенты… Да кого только там не было!

То есть профессионально не очень подготовленные люди?

Не то что «не очень» — совсем неподготовленные! Но гораздо важнее, что все они были психологически не готовы к предпринимательству, к специфическим проблемам, с которыми им в итоге пришлось столкнуться. Что уж тут говорить, если некоторые малые предприниматели долгое время совмещали собственный бизнес с прежней, наемной, работой. Все дело в том, что у них была совсем «не та» мотивация: многие ведь стали бизнесменами только потому, что им больше некуда было податься. Главным их внутренним двигателем была финансовая неурядица. Большинству пришлось отправиться в свободное плавание под давлением внешних обстоятельств, это был навязанный, неосознанный выбор.

Может, оттого малый бизнес не такой массовый, как хотелось бы?

Здесь, как и везде, со временем произошел естественный отбор: по мере того, как экономическая и социальная ситуация стабилизировалась, многие стали возвращаться к прежним занятиям и с радостью оставляли чуждое им дело. Это были, конечно же, те, кто не преуспел. В итоге остались самые удачливые и подготовленные. И сейчас их несколько миллионов, а это довольно много.

Как со временем изменялся портрет малого предпринимателя?

Честно говоря, практически никак. К сожалению, сейчас малый бизнес находится примерно на том же невысоком уровне развития, что и в начале 1990-х, — ­принципиальные подходы к ведению бизнеса не изменились. Ну, возможно, стало меньше случайных людей, а остав­шихся кризис заставляет очень активно консолидироваться.

То есть люди все так же профессионально плохо подготовлены к экономической деятельности?

 Да, но ради справедливости надо сказать, что и в Европе малый бизнес не очень образован. Люди задумываются об образовании, знаниях, только если они хотят уже выйти на новый качественный уровень.

Есть ли какие-нибудь национальные особенности у российского малого бизнеса?

Есть, но я бы назвала их не национальными, а скорее... исторически сложившимися, что ли. Да и как им не быть: семьдесят с лишним лет в стране вообще не было таких ­понятий, как «предприниматель­ство» или «частная собственность». Социалистическое мировосприятие нельзя взять и разом выбить из себя. Да и сам уклад жизни в Советском Союзе последних лет его существования был очень специфическим: любой шаг человека был предопределен и заранее понятен. Люди получали примерно одинаковую зарплату, жили практически в одинаковых условиях, у всех были более или менее похожие увлечения. Власти могли декларировать все что угодно, но сделать карьеру ценой собственных усилий было почти невозможно. Человек мог работать десятилетиями в одном и том же учреждении, годами сидеть на одной и той же должности, а изменить профессию было, по сути, нереально. Конкуренции не было ни в чем. От людей реально мало что зависело, поэтому и сформировалась соответствующая психология. Естественно, занявшись предпринимательством, они оказывались в непривычной, неуютной им среде — там нужны готовность рисковать, инициативность и самостоятельность в принятии решений.

То есть стабильность — плохая среда для малого предпринимательства?

 Не стабильность, а закостенелость и непредсказуемость. Стабильность хороша, если только у людей есть возможность развиваться. А когда возможности развития сводятся к тому, что вы можете лишь переходить с одной формальной ступени на другую в рамках той же профессии, то о каких тут ростках предпринимательства можно говорить?! Предпринимательство ведь предполагает непрерывное освоение новых ресурсов. Для этого необходимы подвижность, стрессоустойчивость, умение вести конкурентную борьбу. Закостенелость среды и ригидность личности были основными негативными факторами в 1990-е годы. Главная опасность нынешнего кризиса — в непредсказуемости развития социально-экономической ситуации даже в ближайшей перспективе, не говоря уже об отдаленной.

Как вы оцениваете в этом смысле нынешнюю среду?

Здесь подвижки, без сомнения, есть: новое поколение 20—30-летних гораздо лучше подготовлено к предпринимательству — у них нет психологических барьеров, свойственных старому. Но в другом психология так и не изменилась: в производство по-прежнему никто идти не хочет, все стремятся в куплю-продажу. Современный типичный представитель малого бизнеса — это довольно молодой мужчина, занимающийся в основном спекулятивным бизнесом и нацеленный на достижение краткосрочного результата; он тратит прибыль на себя, а бизнес поддерживает за счет новых кредитов. Он почти не представляет себе, каким будет его дело лет через 10—20 — не потому что глуп, а потому что не собирается долго заниматься одним и тем же. То есть, с одной стороны, он сам не хочет развиваться, а с другой, — не может, условий-то для этого все равно никаких нет, нет внятной политики государства и общества в отношении малого бизнеса.

Очевидно, что производство менее доходное дело, чем торговля.

Это так. Но это и свидетельство того, что наш бизнес еще нельзя назвать социально ориентированным, как бы нам этого ни хотелось. Предприниматели в большинстве своем­ не нацелены на продуктивную ­деятельность, не хотят создавать материальные ценности. Довольно долго у нас деньги можно было заработать легко и быстро. ВВП рос, цены на нефть — тоже. Менеджеры — это, конечно, не малый бизнес, — но тоже показательная в этом смысле группа. Очень многие служащие получали неплохие зарплаты, ничего по сути не делая. И эта легкость порождала в обществе соответст­вующие настроения. Молодежь, которая вроде бы и должна пополнять ряды малого бизнеса, предпочитала не зарабатывать, а получать — почувст­вуйте разницу. Они не стремились получить нужную им специальность, не хотели ночами сидеть в гараже, как Билл Гейтс, пытаясь создать что-то значительное. В ­1990-е таких целей не было из-за хаоса в обществе, в 2000-е — из-за шальных нефтяных денег. Говоря попросту, люди не думали о том, что будет через десять, через двадцать лет. А любой настоящий бизнес — и вообще любое настоящее дело — всегда нацелен в будущее.

Разве это плохо, что малый бизнес нацелен на что-то краткосрочное?

Я отвечу так: в США малый бизнес реализуют в 4—17 раз больше инноваций, чем крупный. Количест­во создаваемых малыми фирмами ноу-хау на 1 доллар затрат в 24 раза превышает тот же показатель крупных компаний, а на долю малых фирм приходится от трети до половины всех нововведений. Конечно, хотелось бы, чтобы и наш малый бизнес рождал инновации, а не просто возил трикотаж из ближнего зарубежья.

Странно, ведь в мире малые предприниматели как раз десятилетиями занимаются своим делом, передавая его из поколения в поколение.

Все дело в традициях — у нас их нет. В Европе все эти маленькие семейные ресторанчики, мастер­ские, магазинчики, которые есть на каждом углу, зарождались 30, 50, где-то даже 100 лет назад. У них малое предпринимательство как бы вплетено в жизнь общества, а у нас такие люди оторваны от социума. Естественный, первый этап наживы за эти почти двадцать лет так и не был преодолен.

Может, это какая-то наша ментальная особенность?

Наша — в смысле россиян? Я так не думаю, мне вообще не хотелось бы говорить о том, что русские менее склонны к «настоящему» предпринимательству, потому что это не так. Здесь уместно было бы привести две крайние точки зрения на роль тоталитарной системы в «уничтожении духа предпринимательства». Одна состоит в том, что эта система уничтожила на генетическом уровне все, что называется предприимчивостью: сначала — физически, а потом — и психологически, невостребованностью. Другая точка зрения основывается на идее «чем хуже, тем лучше»: трудные условия не только не погубили предприимчивость, но и развили ее, стимулируя творческий процесс. Истина находится, очевидно, где-то посередине.

Какую роль в формировании малого бизнеса играет общество? У нас всегда не очень хорошо относились к деловым людям.

Ну да, крестьяне говорили «кулак — мироед», хотя он и обеспечивал работу всей округе. Но на самом деле общественное мнение никак не влияет на предпринимателей и тех, кто всерьез пошел в бизнес. Все-таки бизнесмен — это всегда индивидуалист, его мало волнует, что там по поводу него думает сосед или тем более незнакомец.

Раз уж речь зашла о ментальности, давайте поговорим о досоветской России. Советское время, конечно, не могло породить традиции предпринимательства, но ведь еще раньше бизнес существовал. Скажем, было купечество.

Ну, во-первых, купечество хотя и было предпринимательством, но немассовым и нецивилизованным. А во-вторых, это все-таки был не малый бизнес. Так что этот пример не показательный.

А крестьянство?

Давайте обратимся к истории. До 1861 года крестьяне, самая многочисленная часть общества, были крепостными. Думаю, вы понимаете, что это никак не способствовало предпринимательству. После освобождения они стали получать в пользование наделы, но в таких количествах и на таких условиях, что едва могли с них прокормиться. Да и то не всегда. Другими словами, не было никаких предпосылок для зарождения товарного хозяйства. Плюс традиционный общинный уклад. Сейчас ­некоторые ­политики уверяют, что общинность — это благо, но я вот так не считаю. У каждого крестьянина вроде бы был свой надел, который он обрабатывал, но при этом вся земля все равно принадлежала общине. В этом году человек получал один надел, а в следующем — совсем другой. Разве можно в таких условиях почувствовать, что это твоя земля? Конечно, нет, а значит, это не способствовало и развитию предпринимательства.

А как же зажиточные крестьяне, так называемые кулаки?

Так это как раз те люди, которые уходили из общины. И потом, кулачество все-таки так и не стало массовым движением. Но многие из этих людей были харизматичными лидерами с ярко выраженным духом предпринимательства, которому, по словам Йозефа Шумпетера, обязательно сопутствует «творческое разрушение» и стремление к новизне.

Тем не менее у нас, по сути, отсутствует культура массового предпринимательства?

Попытки ее укоренить по разным причинам ни разу так и не удались. Вероятно, ближе всего к этому мы подошли во времена столыпин­ских реформ. Было много ново­введений, в том числе — серьезные налоговые льготы для тех, кого мы сейчас называем предпринимателями. И деловые люди не заставили себя ждать. Я знаю, что в одном только Дмитровском районе, по рассказам очевидцев, появилось сразу 30—40 маленьких фабрик: изготавливали ткани, кирпичи, какие-то бусы, церковные свечи, предметы народного промысла. Учитывая, что крестьянский труд стоил тогда очень дешево, стимул к развитию предпринимательства был прекрасный. Но, как известно, не сложилось.

Картина с малым бизнесом получается не слишком радостная: нормальной государственной поддержки нет, традиций тоже. Может, кризис что-то изменит?

Не думаю, что нас ждет какой-то предпринимательский бум. Кто-то, конечно, пойдет в малый бизнес, но тенденцией это не станет. Хотя считается (и это неоднократно подтверждала история), что лучшее лекарство от кризиса — массовый малый бизнес.

Сейчас есть общее с ситуацией начала 1990-х: люди тоже теряют работу.

Работы лишаются в основном молодые менеджеры — люди, которые привыкли хорошо получать без особых усилий. Захотят ли они заниматься делом, связанным с риском? Сомневаюсь. Пока что бывшие менеджеры заняли выжидательную позицию: они верят, что все вернется. Им кажется, что вскоре они найдут такую же хорошую работу. Возможно, люди других профессий пойдут в бизнес. Но самый большой парадокс заключается в том, что молодые менеджеры, с точки зрения своих профессиональных качеств, неплохо подходят для бизнеса: они молоды, здоровы, активны, у них хорошее образование, часто экономическое. Сами они вряд ли решатся, но для государства сейчас неплохой момент, чтобы «перехватить» их и перенаправить эти ресурсы в нужное русло. Может быть, нужна более широкая под­держка малого бизнеса, в том числе и психологическая. По крайней мере, социальной целесообразности в том, чтобы бороться с безработицей менеджеров, возвращая их на прежние места, точно нет.