Приходите к
нам лечиться

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ РУВИНСКИМ ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА РУВИНСКОГО ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА.

Экономика в России стагнирует, а частная медицина развивается семимильными шагами. Что такое настоящий медцентр 
и что нужно знать, чтобы его открыть?

Частные медицинские центры в России растут как грибы. Сколько их, точно никто не знает, но эксперты говорят о примерно 50 тысячах (включая медкабинеты). Из них около трети — в Москве. При этом государственных медучреждений становится все меньше — вследствие их акционирования, укрупнения и закрытия по указу Минздрава, увеличивающего роль частного сектора в медицине. Таков вектор идущей реформы здравоохранения, по оценке экспертов McKinsey, «самой крупномасштабной и всесторонней» в истории страны.

Пока итоги ее неутешительны: доверие к государственному здравоохранению, его оснащение, уровень профессионализма и сервиса остаются низкими. Россияне все чаще обращаются в медицину частную, рассчитывая там найти квалифицированных врачей и качественное обслуживание. По данным BusinesStat, объем легального рынка коммерческой медицины в России вырос с 367 млрд рублей в 2007 году до 540 млрд 
в 2013-м. В ближайшие годы он продолжит ­расти на 14—16% в год.

Пока предложение не поспевает за спросом: ежегодно тысячи россиян лечатся за рубежом. Российские частные медцентры были бы не прочь взять их себе, ведь они оставляют в других странах, по данным главного кардиолога Мос­квы Юрия Бузиашвили, $17 млрд в год. Среди этих пациентов есть те, кто принципиально не хочет иметь дела с отечественной медициной, но многие просто устали от безрезультатного лечения или у них нет другого выхода: у нас либо не проводятся нужные операции, либо не зарегистрирован необходимый препарат. Кроме того, в России порой не найти хорошего специалиста, хотя они есть, просто пациенты о них не знают или к ним трудно попасть. Медцентры на этом фоне расширяют ассортимент услуг и повышают квалификацию врачей, зарабатывая себе репутацию — и надеясь, что она поднимет их капитализацию. Не зря крупные игроки рынка — МЕДСИ и Европейский медицинский центр (ЕМС) — планируют выйти на IPO. Впрочем, сказать, что частная медицина — клондайк, нельзя. Многие погорели на этом бизнесе, не учтя особенностей отрасли, ведь инвестиции в сервис и медоборудование здесь не главное, а прибыль — не единственный показатель успеха.

Отбор решает все

Заслуженный врач Александр Бронштейн свою частную клинику — Центр эндохирургии и литотрипсии (ЦЭЛТ) — начал создавать 25 лет назад, первым на этом поприще. Дело шло трудно, с судами, угрозами, выселением. В конце концов центр обосновался на Шоссе Энтузиастов и вырос в многопрофильную клинику. «У нас есть все: от пяток до зубов, нет только психиатрии», — говорит профессор. Сейчас его центр считается одной из лучших частных клиник Европы. Ради этого Бронштейн, хороший терапевт-гастроэнтеролог, оставил врачебную практику.

О том, чтобы уйти в частную медицину, Бронштейн подумывал еще в советское время, видя, как львиная доля средств здравоохранения уходит на партийную номенклатуру, и в 1993 году дозрел до того, чтобы заняться высокотехнологичной медициной для всех в собственном центре. «Это направление не приносит больших доходов, — говорит доктор. — Хватает на зарплаты, оборудование, аренду и достойную жизнь. Не более того». Сегодня его клиника может лечить самых тяжелых больных, которых не берут ­другие медцентры. Правда, тех, у кого есть деньги. Как врач и государственник в душе он сожалеет о том, что в России не каждый может получить хорошее лечение, а как владелец частной клиники понимает, что к нему может прийти только человек с достатком. «Если у вас в семье есть 5000 долларов на мужа, жену и ребенка в месяц, вы можете у нас лечиться», — говорит он. А ведь, сокрушается доктор, это немалые деньги.

Секрет преуспевания клиники Бронштейна — в людях и приоритетах. Берут в ЦЭЛТ только прошедших пристрастный отбор. Во-первых, на человеческие качества. «Важно, чтобы человек сволочью не был. Я смотрю, злое лицо у него или нет. Я уже старый, и я физиономист, я редко ошибаюсь», — улыбаясь, говорит доктор. Про кандидата хотят знать все: что за человек, из какой семьи, кто родители, какое получил образование. «Есть ли у него еще интересы кроме медицины, какой вообще кругозор — чтобы не брать жлобов», — подчеркивает он. Правильная речь и хороший ­английский — само собой. «Потому что, — поясняет Бронштейн, — меня в первую очередь интересуют люди, для которых важнее всего медицина, а не деньги». Во-вторых, здесь предпочитают тех, кто не хочет работать у государства. «Потому у меня ключевое слово для успеха — свобода, — произносит доктор. — Свобода работы, когда тебя не понукают, а предоставляют тебе возможность работать и не учат тебя, как надо работать».

Главный движущий мотив работы в ЦЭЛТ — творчество. Ставку делают на состоявшихся профессионалов, с опытом не меньше десяти лет: «Весь смысл в том, чтобы найти человека, который работать умеет, у которого голова на плечах и которому я не должен говорить, что и как делать». Сейчас в штате ЦЭЛТ около 500 сотрудников, есть врачи более 30 специальностей. Центр проводит у себя международные конгрессы по эндоваскулярной медицине, на которые приезжают ведущие мировые специалисты. За 21 год из клиники ушло меньше десяти человек, включая обслуживающий персонал.

Еще одна высококлассная частная многофункциональная клиническая больница — Европейский медицинский центр (ЕМС) — тоже делает упор на персонал. Центр существует 25 лет и специализируется на онкологических заболеваниях и ортопедии. У него несколько клиник, врачи более 40 специальностей. «Год мы ищем хирурга, специализирующегося на раке молочной железы. Год! Нашли, слава богу, в июне женщина приезжает из Ирландии», — говорит гендиректор ЕМС Артем Гапеев.

Найти хорошего специалиста в России трудно, объясняет он, потому что центр работает по принципам доказательной медицины, практикуемой на Западе, а наши врачи зачастую английского языка не знают и от мировой медицины изолированы: «Сегодня, не читая на английском, быть специалистом невозможно», — считает Гапеев.

Из-за нехватки профессионалов на ведущие должности в центр часто приглашают врачей с западной практикой и дают им карт-бланш на создание отделения. Обучение в ЕМС идет постоянно: «Сейчас группа сестер едет в Израиль, их обучает наша главная медсестра — Светлана Баравик, которая много лет была главной сестрой Хадассы, крупнейшей клиники Израиля! Осенью мы открываем центр ядерной медицины, и людей для него мы сами нашли, обучили. Готовит их наш главный радиотерапевт Нидаль Салим».

Сегодня в ЕМС работает 1600 человек, в том числе 475 врачей, из них 20 — иностранцы. Они едут в Россию по разным причинам: кому-то хочется создать что-то новое, у кого-то личные мотивы. Но деньги — один из главных стимулов. Ведущие врачи получают в ЕМС несколько миллионов рублей в месяц, просто хорошие врачи — сотни тысяч. Но овчинка выделки стоит, считает Гапеев: под ведущих врачей приходят остальные. «К заведующему гинекологическим отделением доктору Носову пришел классный репродуктолог, к нему, в свою очередь, — высочайшего уровня эмбриолог. Пришел Алексей Живов, один из лучших в России реконструктивных урологов».

У ЕМЦ репутация клиники для богатых. Лазерная коррекция зрения стоит €2940 на оба глаза, включая послеоперационное наблюдение в течение 6 месяцев. В Германии это бы стоило €1900—2700. «Основные расходы в этом бизнесе — зарплаты. Сколько стоит онколог, который учился в Европе и США, знает все современные методики, говорит на двух-трех языках, работает с пластическим хирургом? Я могу снизить зарплату в пять раз, но я потеряю этих людей».

На ком зарабатывать

Открыть частную клинику или медкабинет сейчас — не проблема. От государства нужна лишь лицензия — на каждый вид деятельности. «Если деньги есть — пожалуйста, никто палок в колеса не вставляет», — говорит Александр Изак, исполнительный директор петербургской частной «Евромед клиник». Другое дело, что инвестор должен понимать, зачем ему нужен медицинский центр и кого он будет лечить.

Ответ возможен с двух позиций: врачебной и менеджерской. Врач прежде всего будет говорить о категориях больных, то есть вопрос для него звучит так: кого будем лечить? «Мне неважно, кто он — менеджер, директор банка или обычный гражданин, который продает квартиру, чтобы его мать или отец прошли лечение в ЕМС. Это человек, у которого рак, или серьезные эндокринные патологии, или травмы, это люди, которым необходимо эндопротезирование, дети с серьезными заболеваниями», — поясняет Артем Гапеев. Это позиция клинических медцент­ров со стационаром, специализирующихся на тяжелых заболеваниях.

Менеджер будет думать о социальном положении клиента и его доходах, и вопрос сформулирует иначе: кто будет приносить доход и сколько готов заплатить клиент? Такой подход ближе компаниям поликлинического типа, оказывающим первичную помощь и нацеленным на диагностику и профилактику заболеваний. Простуда, головная боль или ушиб, болезни желудка не требуют узкоспециализированных докторов. А значит, прибыль зависит от количества пациентов. Поэтому логично было бы смотреть, чем болеет условный средний класс, готовый платить из своего кармана или по полису ДМС.

Поначалу многие клиники шли вторым путем: их возглавляли хорошие управленцы с МВА. ­До недавнего времени было разделение: главврач и гендиректор. «Но не работает это. Лучше взять врача и научить бизнесу, чем наоборот — ­управленца научить медицине», — говорит руководитель частной клиники. И если посмотреть на руководителей преуспевающих частных клиник, то это почти всегда врачи, часто — бывшие заведующие отделениями, которые получили бизнес-образование.

Чтобы понять, кого и за сколько лечить, нужно знать, чем болеют россияне. По данным ВОЗ, уровень смертности в России в два-три раза выше, чем в Европе и США; по этому показателю мы между Узбекистаном и Непалом (791 человек на 100 тысяч), средняя продолжительность жизни 69 лет. В 60% случаев причина смерти — сердечно-сосудистые заболевания. Следом идут онкология, диабет, болезни кровообращения и ДТП.

Сейчас, по данным BusinesStat, почти половина россиян так или иначе пользуется платной медициной. Это и те, кто официально платит в государственных медучреждениях, и те, кто дает деньги врачу мимо кассы (26%). По данным МЕДСИ, 53% оказанных платных медуслуг в стране — амбулаторно-поликлинические, еще 23% — лаборатория и диагностика, 16% — стационар, 8% — реабилитация. При этом доплачивать за качественную медицину готовы 69% россиян. Но сколько они готовы платить? Основные «частно-медицинские» деньги крутятся в Москве, Петербурге и еще нескольких крупных городах. В Москве около половины людей обращались к платной медицине. В 2013 году они, по данным BusinesStat, заплатили за лечение 264 млрд руб­лей, 47% которых пришлось на государственное ОМС, остальное — ДМС и наличные пациентов. По данным RBC Research, в 2013 году москвичи тратили на годовые программы обслуживания в клиниках в среднем 23,5 тысячи рублей, по остальной России — 12,5 тысячи. На ДМС из своего кармана россияне тратили меньше всего: 11,2 тысячи в Москве и 8,9 тысячи по остальной стране. Разница — налицо. Конечно, лечение в регионах дешевле, а сами пациенты — беднее. Но дело еще в том, что качественная медицина до регионов практически не дошла.

«Условно здоровый» и больной

Когда частные клиники в России только открывались, они были двух типов: одни специализировались на первичной медпомощи, диагностике, профилактике заболеваний и амбулаторном лечении «условно здоровых» людей, другие предназначались для пациентов, которым необходимо серьезное лечение в стационаре. «Евромед клиник» в 1999 году создавалась как клиника общей практики, а летом ориентировалась на поток иностранных туристов. ЕМС тоже начинался в 1989 году как центр общей практики для иностранцев. С идеей «личного врача» вышел на рынок в 1995 году «Семейный доктор». Сразу хирургическим центром создавался только ЦЭЛТ. Тогда пациенты платили из своего кармана, но с тех пор экономика медицинского бизнеса изменилась, как и сами пациенты.

Сейчас у медцентров три ключевых источника дохода: деньги пациентов, средства добровольного, то есть частного (ДМС), и обязательного, то есть государственного (ОМС) медстрахования. Малочисленные частные клинические больницы живут в основном за счет личных средств пациентов: ни ДМС, ни тем более ОМС не покрывают их расходов. Для поликлиник главным источником выручки долгое время были клиенты с ДМС. Это, как правило, сотрудники компаний, которым работодатель покупает страховку стоимостью 10—25 тысяч рублей. Чаще всего это люди среднего или молодого возраста, которым раз-два в год нужно пройти обследование. Этот рынок в середине 2000-х ежегодно стабильно рос на 30% в денежном выражении. На таких клиентов ориентировалась, в частности, ­МЕДСИ, у которой ДМС в 2012 году составлял 70% выручки. Но из-за стагнации в экономике компании не развивают или сокращают страховые программы. Поэтому многие частные поликлиники «пошли в народ» и переориентировались на прямые продажи. В частности, у «Семейного доктора» сейчас 90% выручки — деньги пациентов, которым предлагаются годовое обслуживание или разовая оплата услуг.

У питерской «Евромед клиник», наоборот, пациентов с ДМС прибыло. «Те, кто пять лет назад платил наличными, теперь покупают страховку у ДМС-компаний. Такой пациент — не основной генератор выручки, но мы разворачиваемся в его сторону, так как вынуждены искать нового клиента», — говорит Александр Изак. У работы со страховыми пациентами есть особенность: страховщики сами решают, куда ему идти. «Мы проводим диагностику, ставим задачу — нужно такое и такое лечение, а страховщики уже сами определяют, где пациент будет его получать. Или не получать», — поясняет Изак. В ­поиске 
пациентов «Евромед клиник», в частности, обживает спальные районы Петербурга — открывает там небольшие диаг­ностические кабинеты. МЕДСИ и «Семейный доктор» застроили окраины столицы поликлиниками.

«Идея нашей “Чайки” — хорошие клиники по разумной цене. Это похоже на модель “Семейного доктора”: наш бизнес — консультации и амбулаторное лечение, без госпитализации. Также мы лечим взрослых и детей», — рассказывает Александр Винокуров, основавший вместе партнерами в 2013 году сеть частных клиник «Чайка». Он полагает, что через десять лет большая часть пациентов будет лечиться за счет фондов, не важно — государственных или частных. Пока же крупные клиники активно развивают «медицину личных денег», то есть когда платит пациент. Перспективное направление — стационар и центры реабилитации. Выручка ЕМС в 2012 году выросла на 25% (до $100 млн), из них 30% принес стационар. Поликлинические компании такими финансовыми успехами похвастаться не могли: та же МЕДСИ выручила в 2012 году $223,9 млн — всего на 12,5% больше, чем в 2011-м, стационар принес лишь 2%. И поликлиники начали открывать свои больничные отделения. Они есть уже у десятка компаний, в их числе «Мать и Дитя», «Семейный доктор» и «СМ-Клиника», правда, это не полноценные больницы, а скорее отделения для терапевтического лечения.

Особняком стоят небольшие медицинские центры, по сути — медкабинеты, разбросанные по спальным районам больших городов. Как правило, они предоставляют один-три вида самых востребованных у россиян услуг: стоматология, УЗИ, МРТ, гинекология, урология, анализы. По оценке Discovery Research Group, стоматология и лабораторные анализы — самые прибыльные на рынке платных медуслуг в России. Иногда их рентабельность доходит до 200—250%. Открыть такие центры можно за $50 тысяч, основные начальные издержки — аренда помещения и аппаратура. Высокий спрос на их услуги объясняется тем, что в России до сих пор нет развитой сис­темы врачей общей практики и россияне сами назначают себе исследования, анализы, ставят себе диагнозы, лечат себя и других, экономя на терапевте. На этом, в частности, строится бизнес компании INVITRO, услугами которой, по ее данным, ежегодно пользуются 6 млн пациентов, а также лечебные учреждения: сейчас у INVITRO более 500 офисов по всей России и странам СНГ, а в клиентах — более 1500 медицинских центров и клиник.

Хороших врачей общей практики в России действительно еще поискать, но именно частные клиники развивают это направление. В частности, той же «Евромед клиник», заверяет ее исполнительный директор, это удалось. Но на это ушли годы. «Нужно сразу избавиться от иллюзий, что медицина — бизнес очень прибыльный и комфортный. У нас некоторые инвесторы неискушенные, им кажется, ну а что медицина — косметология, стоматология — ничего сложного. Это долгий бизнес, длинные деньги, инвестор должен быть в теме», — говорит Артем Гапеев из ЕМС. По его словам, в Европе и США очень хороший показатель EBITDA частных медклиник — 16%, в России, где этот рынок растет полным ходом, иногда он достигает 50%, что неестественно много. «В России нормальная EBITDA медцентров — 23—25%. И ЕМС работает в этом диапазоне», — продолжает Гапеев.

Александр Винокуров не верит, что пациенты будут платить из своего кармана. «Это не совсем нормально, на каком-то этапе, в каком-то объеме — приемлемо; так устроено и в Израиле, и в Германии. Но речь-то идет о незначительных суммах. Вся Европа на 95% лечится именно за счет фондов», — говорит он. В Израиле надежная система государственного страхования, и доб­ровольное страхование — лишь для сервиса. Противоположный пример — США, где нет системы государственных гарантий, но все лечение идет через систему частного медстрахования. Поэтому там страховые компании богатые, они могут покрывать клиническое лечение: этот рынок в США превышает $3 трлн. «В России же недоразвитая, функционирующая наполовину система ОМС и такая же — ДМС», — говорит Гапеев. Вот и получается, что люди в случае серь­езных проблем со здоровьем остаются с ними один на один. И если детям еще помогают благотворительные фонды, то взрослые могут рассчитывать только на себя и близких.

Частно-государственное 
партнерство

В 2013 году в российском здравоохранении произошли два знаковых события. Правительство Мос­квы привлекло крупные частные инвестиции — 4,37 млрд рублей — в городскую медицину. Партнером мэрии выступил ЕМС, бывший гендиректор которого, Леонид Печатников, ныне руководит московским здравоохранением. ЕМС (в 2012-м его инвестором стал инвестфонд Baring Vostok, купивший 27,8% центра, как сообщалось, за $100 млн) получил в аренду на 49 лет городскую клиническую больницу №69, а взамен на свои деньги обязуется открыть в ней к 2017 году комплекс высокотехнологичных медцентров: кардио- и нейрохирургии; перинатальный центр с роддомом, отделение церебральной хирургии, центр ядерной медицины со своим циклотроном для производства радиофармпрепаратов.

Годом ранее сеть МЕДСИ, за которой стоит АФК «Система», по соглашению с Правительством Москвы получила элитарный ГУП «Медицинский центр Управления делами Мэра и Правительства Москвы», который обслуживал только сотрудников госаппарата и коммерческих пациентов. Бывший гендиректор московской «кремлевки» Татьяна Сергеева в 2012 году возглавила МЕДСИ. Столичные власти получили 25% в объединенной компании, а сама компания — пять поликлиник, три стационара, два санатория в Москве и один в Крыму. Таким образом МЕДСИ нацелилась на высокотехнологичную медицину и стала предоставлять услуги полного цикла. В результате в 2013 году выручка МЕДСИ выросла на 41% — до $294 млн. ЕМС, в свою очередь, намерен больше работать в среднеценовом сегменте. При этом обе компании рассчитывают на деньги из госбюджета: МЕДСИ надеется получить госквоты на оказание высокотехнологичных услуг, ЕМС — средства от ОМС, так как по соглашению с Москвой в новом центре до 40% услуг будут оказываться по этому полису.

До последнего времени частные клиники были отрезаны от денег ОМС — по этой страховке можно было обслуживаться только в государственных и ведомственных поликлиниках и больницах. Но с 2011 года по ОМС оказывают медпомощь и частные клиники. Пока они не заинтересованы в таких пациентах, так как полис — 3,9 тысячи рублей — не компенсирует их издержек. Но концепция реформы здравоохранения, утвержденная Правительством России, предполагает увеличение этой суммы до 10 тысяч рублей, а главное — пациент сможет сам решать, в какую клинику ему обращаться. Либерализация рынка даст частным поликлиникам миллионы пациентов: полис ОМС есть почти у каждого гражданина страны. Частным компаниям будет за что побороться: только в 2014 году расходы фонда ОМС составят 1,188 трлн рублей. Правда, на серьезное лечение полиса все равно не хватит.

С ОМС уже работает «Евромед клиник». Два года назад компания вместе с властями Петербурга начала открывать на окраинах города центры врачей общей практики. «В каждом работает пять врачей, и мы берем на себя первичную сор­тировку проблем», — рассказывает Александр Изак. Это кабинеты в жилых домах, с электронной очередью. Клиника за свой счет арендует помещения и оснащает их техникой. Пациенты, как и город, ничего не платят. В перечень услуг включен первичный осмотр, некоторые анализы, УЗИ». Город таким образом пытается решить проблему нехватки врачей в государственных поликлиниках, как и самих поликлиник. По словам Изака, проект уже доказал свою экономическую и медицинскую эффективность.

Реформа здравоохранения предусматривает, что все госрасходы на медицину пойдут через единый канал Федеральный фонд ОМС (ФФОМС). Этот фонд, считают в McKinsey, станет крупнейшим общественным источником финансирования здравоохранения в России. Именно ОМС в 2013 году был основным ­сектором ­медицинского рынка в России: на него приходилось 63,5% стоимостного объема всех медуслуг. К 2015 году, по прогнозам, на фонд ОМС придется $43 млрд, или 60% расходов на медицину в России.

Фактор доверия

С руководителем клиники гинекологии и онкогинекологии в ЕМС доктором Владимиром Носовым мы встречаемся у него в кабинете в новом здании на улице Щепкина. Стол, стул, под рукой — медицинский журнал на английском. В частную медицину он пришел из государственного Научного центра акушерства, гинекологии и перинатологии имени академика В.И. Кулакова. Там он возглавлял отделение онкогинекологии — направление, которому он обучался восемь лет в Йельском и Калифорнийском университетах и получил национальные сертификаты США.

Мы говорим о проблеме доверия между пациентом и врачом. «Пациент, в конечном счете, только на эмоциональном уровне может решить, лечиться у этого врача или нет, — если он доверяет доктору, то может у него остаться. Профессиональные качества врача пациент в полной мере обычно оценить не может», — говорит Носов. Именно доверие фундаментально влияет на результат лечения, поток пациентов и в итоге на финансовое благополучие клиники. Кроме того, в европейской и американской медицине получают «информированное согласие». Это когда врач детально объясняет пациенту его диагноз, варианты лечения и риски, которые они влекут. Взаимоотношения с врачом — по сути сотрудничество, поскольку пациент активно участвует в своем излечении. И если доверия нет, то это плохо и для пациента, и для врача.

Проблема доверия существует и в частной, и в государственной медицине. «Есть клиники, у которых огромные деньги, я могу у них истопником работать. Но у них нет медицины! У них есть халтура. В основном это поликлиническая служба, которая приносит деньги», — возмущается Александр Бронштейн. Владимир Носов считает, что у инвесторов должна быть правильная ­мотивация, иначе они ничего не построят: ­«Правильная мотивация — это увеличение прибыли, но ее по-разному можно получать. Например, зарабатывать себе имя и репутацию, увеличивая возвращаемость пациентов. Наращивать постоянную клиентскую базу, а не делать ставку на одноразовость и обирать до нитки пациентов, которые больше никогда не придут».

Государственная медицина невольно подыгрывает частной. Зав. эндоскопическим отделением Второй городской клинической больницы Ижевска Евгений Кузнецов сложившуюся ситуацию называет «треугольником враждебности»: «Врач старается отделаться от больного поскорее и “наподольше”, снабдив его максимальным количеством направлений, либо опустошить его карманы, если больной состоятельный. Больной, видя это, не доверяет врачу и сомневается в его профессионализме, начинает бороться за свои права, рассылая жалобы и требования по проверяющим органам. Ну а уж государство рассмат­ривает врачей как зажравшихся хапуг». Все это обеспечивает частникам дополнительный поток пациентов. «К нам приходят пациенты, которым врачи в госучреждениях ничего не объяснили. Мол, у вас рак — идите. Или идите оперироваться по месту жительства. И многие приходят, чтобы им объяснили их положение. И многие остаются у нас», — рассказывает Владимир Носов.

В апреле доктор Кузнецов ушел из больницы, где создал отделение и тянул его 21 год. Он, хороший врач, ученый и преподаватель, устал от бессмысленной работы: «Медицинская помощь скукожилась до “медицинских услуг”, польза заменилась выгодой, а санпросветработа — наг­лой рекламой. Иногда кажется, что медицина стала частью глобальной мошеннической схемы с элементами сетевого маркетинга». Владимир Носов ушел из государственной медицины по схожим мотивам: «Столько было перекосов здравого смысла. Все только по бюрократическим рельсам ездят. И кажется, клиническая практика и сами пациенты никому не нужны».

Во многом поэтому россияне, у которых есть деньги, лечатся за границей. Конечно, говорит Бронштейн, на Западе лучше пластическая хирургия лица, трансплантация органов. «Но когда люди, чтобы проколоть ухо и надеть сережки, едут в ­Германию, это маразм», — возмущается он. «Есть ряд проб­лем, с которыми иностранцы действительно лучше справляются. Но в целом 90% медицинских проблем в России могут ­решить точно не хуже, чем в Европе», — уверен Александр Изак.

Но где, например, пациенту узнать о хорошем специалисте? «У нас нет сводной информации о врачах: хорошие специалисты разбросаны по разным медучреждениям. И как неврачу найти этого доктора, я не знаю», — говорит Изак. Кроме того, в России нет единой медицинской системы. «У нас куча академических школ, подшкол, которые работают кто во что горазд! И почти никто не пытается следовать стандартам доказательной медицины, ведь здорового пациента или слегка больного убить очень трудно... По­этому можно сделать кучу ошибок! И человек все равно будет жив», — говорит Владимир Носов.

Частные медцентры стараются создать свою замкнутую систему: свои анализы, свои диагносты, хирурги и реабилитологи. «Мы в России не доверяем никому. Два года назад мы создали свою патоморфологическую лабораторию полного цикла — исследования цитологии, гистология и пр. В России почти умерли эти специальности. Лабораторная диагностика тоже на 100% собственная, за исключением бактериологии. Но в перспективе мы будем строить свою лабораторию», — рассказывает Гапеев из ЕМС. Центр пока полностью зависит от городской службы крови, но планирует создать свою.

Доктор Кузнецов из Ижевска считает, что частная медицина «до сих пор балансирует между цыганщиной и публичным домом: любой каприз за ваши деньги. Конечно, в какой-то момент инвесторы частных клиник насытятся и займутся развитием собственно медицины, но будет это нескоро». Такие примеры, впрочем, уже есть. Профессор Бронштейн утверждает, что он, как это ни парадоксально, сторонник государственной медицины: «Такие центры, как наш, должны существовать, их должно быть больше, их достижения должны тиражироваться. Но основой здоровья нации может быть только государственная медицина». На Западе частные клиники отличаются от муниципальных лишь бóльшим комфортом, но качество лечения везде одинаковое. «В России государственное здравоохранение сейчас не может быть альтернативой частной медицине. И не сможет еще лет пятьдесять. — говорит он. — А пока мяч на нашей стороне, на стороне частной медицины».