Предсказание настоящего

Когда происходят катаклизмы вроде экономического кризиса, возникают экзистенциальные вопросы: как во времена лишений изменяется наша система ценностей; подготовил ли нас жизненный опыт к нынешним испытаниям, не говоря уже о будущих; неужели правила, по которым мы жили, окончательно устарели? Размышляя о сегодняшнем состоянии общества и экономики, о том, «куда несет нас рок событий», старший редактор HBR Дайан Кутю обратилась к научной фантастике, а именно — к писателю Кори Доктороу, который тем и занимается, что придумывает новые прекрасные миры. Доктороу (ему 37 лет) — автор четырех футуристических романов, в том числе бестселлера «Little Brother», перекликающегося с «1984» Джорджа Оруэлла. Он — соредактор популярного коллективного блога Boing Boing, посвященного технологическим новинкам и культурным событиям, а в прошлом — европейский координатор Фонда электронных СМИ (Electronic Frontier Foundation) — группы, которая отстаивает свободу слова в интернете. В 2006—2007 учебном году Доктороу возглавлял центр академических обменов по программе Фулбрайта в Центре публичной дипломатии Анненберга при Университете Южной Калифорнии.

В ходе двухчасового телефонного интервью Доктороу изложил свои оптимистические взгляды: технологии, с помощью которых в романе Оруэлла режим контролировал и подавлял массы, в будущем, наоборот, облегчат индивидуальное самовыражение. Есть что-то в нарисованном им новом мире и от наших времен: в частности, Доктороу не ожидает в ближайшем будущем заката печатных СМИ. Но, по его словам, он предвидит времена, «когда будет пересмотрен закон об авторском праве в пользу легализации повседневного, некоммерческого обмена информацией в интернете — ведь этим все мы делаем это, нарушая закон.

Фредерик Рол сказал, что писатели-фантасты не предсказывают появление автомобиля — они предсказывают пробку на дороге.

Ну он силен! Я-то думаю иначе: что писатели-фантасты вовсе не предсказывают будущее. Фантастика — это всегда про настоящее, даже если она рядится в футуристические одежды. В придуманных нами историях мы осмысливаем влияние технического прогресса на общество, и наоборот. Мэри Шелли, автор «Франкенштейна», не считала, что в будущем мы все начнем делать людей из трупов и оживлять их молниями. Она имела в виду, что мы рискуем стать не хозяевами наших же изобретений, а их рабами. Она, на самом деле, ничего не предсказывала. Она думала о настоящем.

А вам что не дает спокойно спать?

Меня тревожит, как власти используют технологии в так называемой борьбе с терроризмом. Мой самый последний роман, «Little Brother», — о подростках-хакерах из Сан-Франциско. Они объявляют войну министерству национальной безопасности после того, как оно из-за совершенного в городе теракта начинает завинчивать гайки и проводить повальные репрессии. Дети в неположенное время оказались в неположенном месте, и спецслужбы подозревают их в связи с террористами, а потому сажают в тюрьму, где их пытают. Книга показывает, глава за главой, что что-то пошло не так с новыми технологиями. Роман призывает молодежь подчинить их себе: это даст им свободу в двадцать первом веке.

Оруэлл писал в то время, когда технологии использовались главным образом для усиления мощи государства. Сейчас другая эпоха: на первый план выходят интересы отдельного человека или группы, и технологии дают им невиданное прежде могущество. Нынешний мир отличается от мира Оруэлла: благодаря техническим средствам у желающих изменить порядок вещей возможностей куда больше. У Оруэлла технологии — средство психологического подавления, их используют для тотального контроля над личностью, внедряясь даже в сознание человека. Для меня же технологии — инструмент инакомыслия. Еще в романе «1984» речь идет об одиночестве, на которое вы обречены, если тоталитарное государство разрушает вашу индивидуальность. А «Little Brother» — о радости, которую вы испытываете, обнаружив, что есть миллионы таких же, как вы, людей, и поняв, что вместе с ними вы можете попробовать изменить общество или сделать что-нибудь еще.

То есть по поводу роли интернета в будущем у вас никаких опасений нет?

Больше всего я боюсь, что власти, вооруженные новыми технологиями, приберут интернет к рукам, ведь они до ужаса боятся, как бы он не помешал им верховенствовать в дальнейшем. Посмотрите на СМИ, они из кожи вон лезут, объясняя нам, что, если они не будут главенствовать в интернете, им конец. Не скажу, что в этом вопросе я — законченный технократ: по-моему, у нас может быть и жизнеспособная медиаиндустрия, и свободный интернет. Но если мне предложат: «Вот ружье; застрели одного из нас», я знаю, в кого выстрелю.

А вы согласны с утверждением, что интернет делает из нас идиотов?

Категорически не согласен. Меня страшно заинтересовали выводы спонсируемого Фондом Макартуров проекта, который только что успешно завершила Мими Ито со своими коллегами из Центра цифровых технологий будущего Анненберга при Университете Южной Калифорнии. Они три года — это одно из крупнейших исследований на подобную тему — изучали, как подростки общаются, учатся и развлекаются в интернете. И пришли к выводу, что нет, в общем-то, особой разницы между полезным, по мнению взрослых, времяпрепровождением в интернете — например, выполнением домашних заданий, и всякими несерьезными делами вроде общения в MySpace. Оказывается, онлайновые игры — тоже способ освоить новые технологии. Играя, например, вы приобретаете технические знания, и люди, с которыми вы общаетесь в чатах, тоже этими знаниями обладают. Это жизнеутверждающий вывод, потому что говорит детям: то, что вам нравится, то, ради чего вы зависаете в интернете, — дело стоящее; не надо от него отказываться и вместо этого заниматься тем, что имеет смысл с точки зрения взрослых.

Вы называете себя борцом с копирайтом. Что это значит?

Вернемся к средствам массовой информации, потому как я писатель и это — та область, которая меня больше всего интересует. Множество народу, занимающегося творчеством, особенно в крупных медиаконцернах, сокрушается, что в интернете можно копировать бесплатно: то есть всякий может скачать себе все что угодно и не заплатить вам ни копейки, хотя ваши права защищает закон об авторском праве. Но повернуть ситуацию вспять не удастся — копируют все и всё подряд. Жесткие диски дешевеют, они становятся меньше и более емкими. Но если копировать вдруг станет сложнее, это будет означать, что в обществе произошло что-то действительно нехорошее. Что мы не можем больше производить электроэнергию или что уже началась ядерная война! Доступ каждого ко всему накопленному людьми знанию — это воплощение одного из главных чаяний человечества, и я утверждаю, что возводить тут препятствия — безнравственно. Есть еще одна причина приветствовать копирование и выступать против максимализма в авторском праве: это следствия борьбы с копированием для гражданского общества. С легкой руки ревнителей копирайта большинство пользователей интернета оказываются преступниками, потому что мы все то и дело что-нибудь копируем, а значит, преступаем закон. Я читаю лекции в крупных компаниях, работающих в индустрии развлечений, и всегда спрашиваю: «Кто из присутствующих ни разу не нарушал авторское право?» Никто не поднимает руку, даже адвокаты по защите этих самых прав, потому как знают, что по сто раз на дню сами нарушают закон, скачивая информацию из интернета. Запрещать копирование — чистейшей воды лицемерие, это абсолютно аморально.

А как же обнищавшие ­художники, которые хотят денег за свою работу?

Искусство — занятие с экономической точки зрения неразумное. Так обстоят дела сейчас, в двадцать первом веке, и так было всегда. Мало кому удавалось искусством зарабатывать на жизнь. Но творческие люди творят не только ради денег; они хотят, чтобы их услышали. А интернет лучше любой другой системы дает людям возможность быть услышанными, это вне всякого сомнения. Тут все доказательства налицо. Взять хотя бы YouTube — никогда еще такого не было, чтобы столько людей делало видеофильмы и у них было бы столько зрителей.

Я считаю, что сегодняшнее искусство должно предполагать копирование — и так на это нужно смотреть художнику. Если вы создаете произведения, которые люди, по-вашему, копировать не должны, то вы не творите современное искусство. Одно время я снимал квартиру с художником, который получил профессиональную подготовку в духе Микеланджело. Он придумал делать грунтовку из освежеванных кроликов. Ну да, оригинально, но не современно. Я — писатель-фантаст, и мои книги современны. Мне нравится создавать искусство, предназначенное для копирования. Кроме того, поступать нравственно — не поносить ханжески людей за то, что они скачивают ваши творения, — разумно и в коммерческом отношении. Я все свои книги выкладываю у себя на сайте; их можно бесплатно копировать, делать ремиксы, переводить, посылать друзьям; читатели могут делать с ними что угодно, если это некоммерческое использование. Ничего страшного тут нет, потому что для большинства людей бесплатная электронная книга не заменяет книгу напечатанную, а скорее предваряет; это способ завлечь будущего покупателя. Я продал уйму печатных книг, дав свободный доступ к электронным. Однажды все может измениться. Метеорит упадет на землю, или мы разлюбим романы. Но сейчас, выкладывая свои книги в интернете, я обеспечиваю себе доход. Если в будущем что-то изменится, мне, как человеку потакающему копированию, вероятно, будет проще понять новые тенденции, чем тому, кто от этого отказывается.

Значит, вы согласны с Тимом О’Рейли, который говорит, что сегодня главная проблема творческого человека — не пиратство, а безвестность?

Полностью согласен. Большинство из тех, у кого нет ни одной моей книги, не купили их не потому, что кто-то дал им бесплатную копию, а потому, что они обо мне не слышали. Мало кому электронная книга заменяет книгу изданную. Причин тому много; главная — то, что компьютер рассеивает внимание. Читать с экрана большие произведения очень трудно. Часто говорят: «С экрана долго не почитаешь, глаза быстро устают». Но те же самые люди глядят в экран по 18 часов в день. То есть качество экрана тут ни при чем: на поверку получается, что оно нас вполне устраивает, раз мы готовы подсаживаться к компьютеру каждый божий час. В конечном счете главная проблема — то, как мы пользуемся компьютерами. Когда я работаю за компьютером, я могу написать абзац, потом ответить на письмо, потом удалить спам, проверить, что нового на сайте, где выкладывают разные картинки, загрузить клип на YouTube, почистить ленту RSS и вернуться к своему абзацу — и все это минут за десять. Я, наверное, уже заработал себе синдром рассеянного внимания, но ведь и другие делают все то же самое. Вот почему те немногие представители человечества, которые любят читать, покупают бумажные книги. Просто компьютер подстрекает к тому, чтобы все время отвлекаться от главного дела.

Не думаю. Прежде всего, тот, кто готов выложить $350 за Kindle, не станет экономить десять долларов на книге. Kindle может подешеветь, но, по-моему, этой штуке будут добавлять разные свойства, чтобы сделать ее заманчивее и мощнее. А как только вы нагрузите Kindle дополнительными функциями, вы получите ту же проблему, что и с компьютером: он станет вас отвлекать от чтения. Так что я тут не особо беспокоюсь. Впрочем, я, возможно, ошибаюсь, а если так, то мне придется искать другой способ зарабатывать на своих книгах. После того как я десять лет отпахал на ниве электронной издательской деятельности, я, конечно же, что-нибудь придумаю.

Такое впечатление, что вы своими произведениями утверждаете: время оригинальности прошло. Это так?

Думаю, нужно шире трактовать само понятие «оригинальность». Давайте признаем, что создание ремикса, продукта вторичного, само по себе — акт творчества, оригинального самовыражения художника. По-моему, оригинальность надо засчитывать суммарно. Идея, согласно которой, если вы не придумали все от начала до конца, вы не придумали ничего, — полная чушь. Возьмите iPod. Новизна его, по большей части, в том, что просто взяли и изъяли многое из того, что раньше было в МР3-плеерах. Оригинально это — начать оттуда, где другие уже сделали Х, Y и Z, и самому сделать только Х и Y? Я считаю, что да. На мой взгляд, iPod — исключительно оригинальный продукт инженерной мысли. Но в традиционном смысле он не оригинален, поскольку это сделанное кем-то минус что-то.

Как повлиял на ваше творчество нынешний экономический кризис?

Моя следующая книга, «Makers», целиком посвящена краху экономики. Там у меня венчурные капиталисты расчленяют умирающие компании из списка Fortune 500, строят на их руинах новые маленькие независимые фирмы, а потом продают их по всей Америке. Они инвестируют по десять, двадцать, сорок тысяч долларов в крохотные коллективы гениев-программистов, которые работают с открытым кодом и на компьютерах, собранных из отдельных блоков, а потому не нуждаются в большом капитале. Эти венчурные капиталисты создают некий новый продукт, и его им надо продать недель за шесть-восемь, пока другие не успели его скопировать, а значит, что они должны за шесть-восемь недель окупить свои инвестиции. Проблема в том, что эти ребята не могут каждые несколько месяцев вкладывать по сорок миллиардов десятитысячными частями. В результате финансовая система рушится, что заставляет нас усомниться в правильности наших представлений о праве собственности, в том числе на идеи.

И последний вопрос: почему вы назвали дочку Поэзи Эммелин Фибоначчи Наутилус Тейлор Доктороу?

Каждое имя дано со смыслом. Поэзи — в честь поэзии вообще и Эдгара Аллана По, которого я очень люблю, в частности. Эммелин — в честь Эммелин Панкхерст, знаменитой английской суфражистки. Фибоначчи — математик, познакомивший Европу с арабскими цифрами. Еще он открыл так называемые числа Фибоначчи — последовательность, которая описывает одну из самых изящных форм природы. Наутилус, помимо прочего, имеет отношение к роману Жюля Верна «20 тысяч лье под водой». Все вместе эти имена символизируют четыре основные сферы человеческой деятельности: Поэзи — сферу искусства, Эммелин — общественных наук и политики, Фибоначчи — математики и теоретической науки, а Наутилус — науки о Земле и жизни. Я хорошо помню, как легко, пока рос, менялся по сути, и хочу, чтобы у моей дочери было множество возможностей для развития.

На дворе двадцать первый век; единственное, что сейчас неизменно, — это перемены. У моей дочери впереди много перемен, и, что бы ни произошло, у нее много имен, из которых она сможет выбрать любое.