Это была
моя идея!

Михаил Чистов сделал паузу и окинул взглядом аудиторию. В зале было человек тридцать. Молодой ученый с удовлетворением отметил, что его лекцию посетил замдиректора новозеландского исследовательского института, а в последнем ряду сидит задумчивый лупоглазый старик — легенда в области биотехнологии.

Это был первый доклад Михаила на таком крупном мероприятии — всемирном конгрессе биотехнологов в Гонконгском выставочном центре. Чистов готовился к выступлению несколько дней, просматривал самые яркие лекции на TED.com, старался перенять у ораторов их легкий стиль и научиться, как они, ясно и четко рисовать слайды презентаций. Ведь описать за 20 минут результаты десятилетней работы так, чтобы они были и интересны мэтрам, и доступны простым слушателям, которые могут не понять его с полуслова, — задача не из простых.

В докладе, который Чистов представил на конференции, речь шла о новой технологии наращивания костной ткани. В отдаленной перспективе чистовская разработка могла бы использоваться при восстановлении поврежденных участков позвоночника — и такие операции стоили бы в несколько раз дешевле, чем сейчас.

— Вот вкратце суть моей технологии, — подытожил Михаил. — Коллеги, я буду рад ответить на ваши вопросы.

Аудитория безмолвствовала. Китайцы бесстрастно смотрели на Чистова, британцы перешептывались, поглядывая на слайд презентации, замдиректора новозеландского института сосредоточенно делал карандашные пометки в своих бумагах.

— Может, вам интересно узнать, как эта технология будет работать в других областях медицины? — подсказал Чистов. — Спрашивайте!

— Да о чем тут спрашивать?! — Всемирно известный биотехнолог раздраженно махнул рукой, встал и чинно удалился.

Михаил неестественно улыбнулся и, поблагодарив слушателей, вышел в холл.

Какие-то люди кучковались возле столиков с кофе и печеньем, что-то обсуждали. Ни один человек не подошел к Чистову. Похоже, доклад Михаила просто-напросто остался незамеченным.

«Как он мог так обойтись со мной! — перед глазами Чистова то и дело возникало лицо раздосадованного гуру. — Я не верю, что мои разработки не впечатлили старика!»

Михаил в одиночестве допил кофе и уже собрался тихо уйти с конференции, но передумал и вернулся обратно в холл. «Надо послушать другие доклады, — решил он. — Тут может быть много ценного материала».

Предложение

Вечером, когда Гонконг озарился огнями небоскребов и уличной рек­ламы, Михаил стоял у стеклянной стены выставочного центра, наблюдая за проплывающими по реке па­ромами и катерами. Его сумка была набита материалами с лекций, память диктофона была переполнена, а сам Чистов мечтал хоть немного побыть в тишине.

Доклады коллег из других стран оказались действительно полезными, особенно Михаила заинтересовал японец с рассказом об индуцированных тотипотентных клетках. Чистов еще не понимал, почему его так «зацепила» эта информация, но чувствовал: где-то там, в этом выступлении, спрятано нечто важное.

— Ну как вам тут? — Михаил обернулся, услышав русскую речь. Человек, прервавший его размышления, широко улыбался. Это был мужчина лет сорока, который, несмотря на дорогой костюм, выглядел слегка неряшливо.

— Довольно интересно, — улыбнулся Чистов и протянул руку. — Михаил Чистов, Московский биотехнологический институт.

— Константин Теренин, «Госмедбиотех». Можно просто Костя. Где бы нам с вами поужинать?

В ресторанчике возле выставочного центра Чистов и Костя проговорили часа полтора. Теренин оказался представителем недавно созданной государственной корпорации, призванной развивать биотехнологии в России.

«Госмедбиотех» должна была находить перспективные научные и технологичные разработки, делать на их базе коммерчески успешные продукты и затем — перепродавать инвесторам свою долю.

— Доля у нас — 50 процентов. Учитывая, что мы серьезно вкладываемся в идею, даем помещение, закупаем дорогое оборудование, привлекаем юристов, маркетологов и прочих, — это в самый раз, — рассказывал Теренин.

— Но ведь невозможно наверняка знать, какая идея успешна, а какая — нет, — настороженно сказал Чистов. — Вот у меня, например, есть перспективная идея, но, во-первых, она не встречает единодушного восхищения, а во-вторых, чтобы довести проект до стадии готовности, нужно провести много исследований. И только потом, если они дадут блестящие результаты, технологию может купить какая-

нибудь мегакорпорация. А может и не купить. И что вы будете делать с вложенными деньгами, если ожидания не оправдаются?

— Плакать будем, — пошутил Теренин. — А если серьезно, то мы ищем проекты на ранней стадии финансирования, так что вложения в операционную деятельность, поддержание команды и текущие расходы относительно невелики. Любой стартап — это риски. Мы к этому готовы.

— Я правильно понимаю, что ты сюда приехал искать эти самые проекты? — поинтересовался Чистов.

— Ну и чтобы вообще посмотреть, что новенького в биотехе. А ты, кстати, пришли мне свою презентацию, — Теренин протянул Чистову визитку. — И придумай название для нашего СП.

— Какого СП? — ошарашенно спросил Михаил.

— Ну, госкорпорация создает дочерние компании — совместные предприятия с авторами разработки и владеет половиной получившегося СП, финансируя его из госбюджета, — как ни в чем ни бывало объяснял Кос­тя. — Я в общих чертах знаком с твоей идеей и предлагаю тебе приехать к нам, пройти экспертизу и начать.

Начало работы

— Название компании — «Рекомб МЧКТ». Когда пройдешь через проходную института, поверни направо и увидишь табличку, — объяснял Михаил по телефону.

Он положил трубку в карман и оглянулся, окидывая взглядом свою новую лабораторию. Просторное светлое помещение с белоснежными свеже­окрашенными стенами располагалось в здании крупного медицинского научно-исследовательского института.

Совместному предприятию «Рекомб МЧКТ», дочке корпорации «Гос­медбиотех», исполнилось уже три месяца. Над названием компании Михаил думал не слишком долго: еще четыре месяца назад, в Гонконге, попросил Теренина не глядя ткнуть пальцем в любое слово на странице какого-то буклета, и это оказалось «рекомб». Аббревиатура МЧКТ ­озна­чала всего лишь «Михаил Чистов, Константин Теренин».

Михаил несколько недель составлял бизнес-план проекта, лавируя между двумя желаниями: с одной стороны, не испугать инвесторов длинными сроками и большими расходами, а с другой — получше застраховаться и обозначить самые длинные сроки...

В результате он указал, что проект будет реализован за два года, однако работа двигалась вдвое быстрее. Во-первых, потому, что ученый смог заказать самое современное оборудование: на это ушло 70 процентов инвестиций «Госмедбиотеха», во-вторых, потому, что он смог нанять лаборанта и скинуть на него рутину, чтобы спокойно заняться анализом информации, пока исполнительный помощник моет пробирки и заполняет журналы.

У входа лаборатории запищал видеодомофон — это зашел Игорь, бывший однокурсник и коллега Михаила по институту биотехнологий.

— Здорово ты устроился, — присвистнул Игорь, оглядевшись.

— Да, неплохо, — скромно ответил Чистов. — Кофе налить покрепче или послабее?

— Спрашиваешь! Конечно, покрепче! 49 процентов кофе, 49 процентов коньяка и 2 грамма лимона. Как мы с тобой в общаге на первом курсе делали.

— Полученный раствор смешать, но не взбалтывать, — подхватил студенческую шутку Чистов и достал чашки. — Наливай давай.

Приятели чокнулись, и Михаил провел небольшую экскурсию по лаборатории.

— Вот тут у меня матрикс первого типа, заселенный клетками, а вот тут — матрикс из совершенно нового материала. Видишь, как отличаются? Второй практически растворился, а при имплантации животным процент отторжения просто мизерный! Я сам диву даюсь!

— Ну так что, выходит, сработала наша идея? — Игорь заговорщицки подмигнул.

Чистов обернулся и резко сменил тон:

— Наша? А когда это она стала нашей? — холодно поинтересовался он.

— Послушай, ну ты же помнишь, как мы еще на третьем курсе на практике сидели в клинике и гадали, каким должен быть идеальный биосов­местимый материал. Собственно, основное-то я придумал. Ну, это в тот день, когда мы еще в Мойке с тобой искупались!

— Игорь, если бы я тебя не знал сто лет, то выгнал бы отсюда, честное слово, — нахмурился Чистов. — Мы все горазды изобретать фантастические миры. Ты можешь точно так же стать автором универсальной таблетки от старческой деменции, ВИЧ-инфекции и рака, но — уж извини за банальность — идея становится технологией после того, как ты проработал над ней много лет. Вот когда ты ее сформулировал, описал в деталях, потратил годы собственной жизни на поиски подходящих материалов, потом проиграл все возможные варианты поведения клеток во всех условиях — вот тогда ты автор идеи.

— Ладно, ладно, не кипятись, — Игорь был уже не рад, что напомнил о своих заслугах.

— Я просто пытаюсь донести до тебя, что ты, дружище, не имеешь к этому отношения, — продолжил Михаил. — Это я провел с этими клетками несколько лет в нашей институтской темнице, и это я сейчас ввязался в бизнес, чтобы моя идея не осталась просто очередной бумажкой в институте, а была реализована на практике.

Подозрения

Михаил не стал дожидаться лифта и, взлетев по ступенькам «Госмедбиотеха», вбежал прямо в кабинет Теренина.

— Костя! Смотри, что про нас написали! — он кинул на стол партнера известный американский журнал о биотехнологиях.

— «Девять мировых трендов в на­уке», — прочитал заголовок Теренин. — А где про нас? Ого, да тут целая страница с твоим докладом! — Ну, доклад-то не новость, а вон там, в конце, видишь? — Чистов возбужденно приплясывал.

— «Эту разработку по значимости для медицины можно сравнить с изобретением пенициллина. Надеюсь, что в ближайшее десятилетие технология, представленная Михаилом Чистовым, будет применяться в каждой городской больнице», — медленно прочел Теренин. — А кто это пишет?

— Легенда. Гуру биотехнологии, — ответил Чистов. — А я-то был уверен, что ему не понравился мой доклад!

Теренин с уважением глянул на Михаила и вдруг предложил:

— Я вот что подумал: давай мы перепишем патент на другую компанию?

— А зачем? — полюбопытствовал ученый.

— Мало ли что может случиться, — пожал плечами Теренин. — Сейчас эту новость растиражируют в газетах. Потом руководство «Госмедбиотеха» будет на каждом шагу трещать, что Чистов — знамя российской науки. Под тебя выделят еще бюджетных денег, и нам придется строить дешевенький завод по производству препаратов в самой середине какого-нибудь саратовского бездорожья. Тебя будут подгонять, чтобы ты внедрил все как можно быстрее и дешевле, потому что бюджетные деньги кто-нибудь из «шишек» «Госмедбиотеха» потратит на строительство новой дачи.

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, а знаю, — тоскливо произнес Теренин. — Я работаю в госкорпорациях дольше тебя и понимаю, что «звездой» тут быть невыгодно. Так бы мы просто продали долю «Госмедбиотеха» иностранной корпорации, которая действительно хочет сделать на твоей технологии много денег, а для этого ей нужно будет выверить все до мельчайших деталей. Мы получили бы большие деньги, а ты бы смог в итоге свалить в иностранный концерн.

— Ты это всерьез? — поднял брови Чистов.

— Конечно.

Пообещав все обдумать, Михаил вышел из кабинета, спустился на парковку, сел в машину и включил радио. Ведущая новостей зачитывала обзор прессы: «Продолжаем следить за конфликтом государственной транспортной корпорации «Гостранс­ком» с самарским предпринимателем Юрием Петровым. Сегодня адвокаты предпринимателя заявили, что на родственников Петрова оказывалось серьезное давление со стороны «Гостранскома». Напомним, конфликт начался год назад, когда бизнес-партнеры Петрова организовали новую компанию, в которой активно используют патенты ученого, полностью отстранив Петрова от дел».

— Что-то мне это напоминает, — произнес вслух Михаил и оглянулся на здание «Госмедбиотеха».

По дороге домой Чистов размышлял: «Ну хорошо, допустим, Теренин на самом деле пытается защитить наш проект от каких-то там мифических врагов. Но не слишком ли странный способ он выбрал? А вдруг эти враги на самом деле существуют? И мне действительно не позволят продать технологию иностранным концернам?»

Михаил попытался представить себе эту ситуацию, но получилось не слишком убедительно.

«Предположим, что «Госмедбиотех», почуяв клад, будет вести себя так же, как «Гостранском», и захочет отобрать мою долю бизнеса, — думал Чистов. — Но что им помешает в этом случае просто договориться со мной? Теоретически я могу им продать свою долю, и речь не идет о миллиардах долларов».

Михаил припарковался, зашел в квартиру и стал заваривать чай, продолжая анализировать ситуацию: «А что, если мы не все знаем об истории с “Гостранскомом”? Вдруг там госкорпорация права, а этот неведомый мне Петров претендует на то, что ему не принадлежит, — как делал Игорь?»

Михаил вспомнил последнюю встречу с товарищем, и им вдруг овладело неприятное чувство: «Я боялся, что у меня отнимет идею Игорь, потом мне на миг показалось, что мировое светило изнывает от зависти ко мне и поэтому так реагирует на мой доклад. А теперь я опасаюсь, что Теренин отберет мои разработки. Так, может, дело во мне? Не хотелось бы превратиться в безумного ученого-

параноика».

Взяв себя в руки, Чистов заключил: «Как бы ни сложилось, нужно решить, что делать сейчас и как защитить свои разработки...»

Как поступить Чистову? Ситуацию комментируют эксперты.

Александр Галицкий, основатель и управляющий парт­нер Almaz Capital Partners

Конечно, я бы рекомендовал Михаилу Чистову начать партнерство иначе. Он должен понимать, что, как только он с кем-то подпишет договор, идея уже не будет принадлежать ему. Одно из требований при создании любой компании гласит: все, что изобрел или сделал сотрудник, переходит в собст­венность учрежденной организации. Права на технологию можно выкупить, получить обратно и т.д. — но только на начальном этапе.

Если в фирме есть госвложения, то в договоре ­указывается, на что распространяются права госу­дарства как собственника, — ведь в предприятие вложены деньги налогоплательщиков и государство защищает их.

Согласиться с предложением представителя госкомпании создать собст­венное частное предприятие — путь к преступлению. Попытка Константина Теренина передать технологию другой организации после заключения всех договоров выглядит нелогично, потому что обходит законодательство любой страны. Как можно кому-то передать идею, если государство уже потратило кучу денег на оборудование, исследования и т.д.? Это обман. Если герои кейса выберут такой вариант, это не сделает чести ни ученому, ни фирме, которая украла технологию у другой компании и у государства.

Сейчас, когда Михаил Чистов уже начал работать в СП, ему нужно поднять документы и понять, какие права на коммерциализацию тех или иных исследований получены и как.

Потом ученому и представителям гос­компании нужно обговорить условия сотрудничества и возможные их изменения. Перед началом переговоров обе стороны должны понимать, что создавать что-то новое имеет смысл, лишь когда интерес к ­технологии есть на общемировом, глобальном рынке.

Затем совместному предприятию следовало бы ввести в проект третью сторону — инвесторов или управленцев, которые знают проторенную дорогу от разработки к коммерциализации. С этой точки зрения правильно будет привлечь специализированные компании — фонды либо венчурных капиталистов, либо private equity. Они могут привести отношения честных лиц и представителей госорганов в соответствие с интересами бизнеса и сделать их более сбалансированными. Поиском финансового инвес­тора должен заниматься Чистов или Теренин, в зависимости от того, кто из них стал генеральным директором совместного предприятия.

Наконец, в качестве третьей стороны Чистов и Теренин могут привлечь независимых директоров — людей, которые, по крайней мере, попытались бы решить вопросы, связанные с авторством идеи и методами ее коммерциализации в рамках существующих договоренностей и законодательства. Это очень распространенная практика. Например, Российский Квантовый центр в Сколково привлек в совет директоров Нобелевского лауреата, в сколковском Центре прикладных исследований компьютерных сетей есть известные специалисты из Стэнфорда и Беркли. У нас в совете директоров компании Parallels состоит бывший вице-президент по инженерии Apple.

Присутствие независимого директора выгодно и автору идеи, и инвесторам (конечно, если никто из них не жульничает), и они должны искать его вместе. Независимый директор дорожит своим именем и ценит свою репутацию. В России сложно найти такого человека, потому что у нас репутационный институт пока слабо развит. И тут Михаилу Чистову стоит вспомнить об иностранном ученом, который уважительно отозвался о его изобретении в международном отраслевом издании. Слово профес­сора с мировым именем может решать очень многое.

Александр Туркот, основатель и управляющий партнер Maxfield Capital Management

Михаил Чистов не слишком адекватно оценивает ситуацию — это видно по нескольким эпизодам. Например, когда его доклад не произвел впечатления на слушателей — профессионалов отрасли, но впоследствии кто-то опубликовал хвалебную статью в профильном журнале, Чистов радуется и считает эту публикацию едва ли не ключевым событием в жизни. А это вовсе не показатель успеха. Факт появления статьи может говорить о чем угодно — даже о том, что автору надо было написать хоть что-нибудь, чтобы дать отчет о прошедшей конференции.

Показательны и конфликт Чистова с бывшим коллегой-однокурсником, и волнения Михаила по поводу авторства идеи. Я постоянно сталкиваюсь с изобретателями и рационализато­рами и считаю, что у них должна быть здоровая паранойя. Но в данном случае паранойя уже подходит к границе нормального. Чистов слишком мно­гого ждет от окружающих, он хочет, чтобы все признавали его величие. Такие установки герою кейса нужно менять, он должен более критично относиться к самому себе.

Чтобы понять, как лучше действовать в подобных случаях, давайте предположим, что Чистов изобрел действительно важную вещь.

У любого ученого в такой ситуации есть альтернатива. Вариант первый — разрабатывать все самостоятельно, чтобы, не дай бог, о его проекте не узнали злые капиталисты-финансисты, которые увидят блестящую идею и немедленно ее украдут. Вариант второй — обратиться к специалистам, которые помогут сделать из идеи бизнес.

Однако, прежде чем идти к инвесторам, нужно принять меры по защите своей идеи. Если у Чистова есть мини­мальные средства, надо обратиться к юристу — желательно патентному. Это должен быть человек, который может разговаривать с учеными на одном языке. Хорошие профессионалы в состоянии извлечь суть из рассказов даже самого «тяжелого ботаника», увидеть, в чем смысл изобретения, и изложить все на бумаге. Такая услуга стоит достаточно дорого, несколько тысяч долларов, но это необходимая процедура.

Патентные поверенные поищут в базе аналогичные случаи и определят, насколько изобретение ученого уникально и можно ли его вообще защитить. Получение патента важно еще и потому, что после регистрации своего изобретения ученый факти­чески становится виден всему миру.

Вторая составляющая кейса — тема сотрудничества с государством в любом виде, и не только с российским. Я видел много людей, которые крайне негатив­но воспринимают работу с государственными структурами, и для них действовать совместно с ними — почти то же самое, что продать душу ­дьяволу. Но это не так. В странах, системно озабоченных уровнем собственного технологического развития — например, в Индии, Израиле, Бразилии, Германии, — множество инноваций реализуется при государственной поддержке.

Да, при взаимодействии с государственными структурами риск коррупции многократно возрастает, и полностью защититься от этого нельзя, особенно если большая часть работы завязана на одного чиновника. Чтобы снизить эти риски, нужно попытаться сотрудничать с серьезным инвестиционным или венчурным фондом или с современным университетом, «заточенным» на коммерциализацию ­исследований. Эти организации должны заниматься конвертацией технологий в бизнес, их работа — идентифицировать качественную идею и помочь ей стать коммерчески успешной. Считаю, что Чистову нужен именно такой парт­нер, который захочет, став участником процесса, способствовать ее успеху.