Николай Луганский

Музыка — это мир, равновесомый самой жизни, но почти с ней не пересекающийся, — считает один из ярчайших пианистов современности, солист Московской филармонии, Заслуженный артист РФ Николай Луганский.

HBR — Россия: Чувствуете ли вы ответственность перед исполняемым произведением?

Луганский: Да. Есть ответственность формальная — нужно выучить произведение, уметь его сыграть. А есть более глубокая: если вы не любите это произведение, если оно не заставляет ваше сердце биться чаще, играть его непорядочно. Так же, как непорядочно жить с человеком, которого не любишь. Исполнитель должен все время пытаться подняться до состояния того немыслимого вдохновения, которое осеняло композитора. Если включается автопилот — это уже безответственность.

Как вы относитесь к тому, что классическая музыка превращается в шоу-бизнес?

Я не думаю, что она превращается в шоу-бизнес. Были эпохи, когда люди об этом кричали гораздо громче. Когда Бетховен видел успех первых опер Россини, он думал то же самое. Правда, с тех пор шоу-бизнес изменился и его размах благодаря СМИ, стадионам и т.д. значительно увеличился. Да, элементы бизнеса могут проникать в сферу организации концертов, но сама музыка остается неизменной. Хотя определенная опасность все же есть: когда речь идет об очень больших деньгах, качество часто отходит на задний план. Один из самых успешных в финансовом плане музыкантов, скрипач и дирижер Андре Рьё, никогда не попал бы в финал серьезного конкурса.

Надо ли популяризировать классическую музыку или она должна оставаться, скажем так, элитарным искусством?

Классическая музыка — не элитарное искусство. Это мнение активно навязывается людям, особенно в России, в рамках пропаганды рок-музыки. Рок рассчитан на стадионы, вмещающие 100—150 тысяч человек, — естественно, он приносит немыслимую прибыль. А концерт классической музыки в зале, в котором больше 3000 мест, полноценным не назовешь. Игра с микрофоном идет вразрез с природой классической музыки. Популяризировать классическую музыку, конечно, нужно. Это делалось в СССР: были дневные концерты, открытые репетиции, телевизионные программы. Сегодня — почти нет, так как это не приносит быстрой прибыли. Можно перенимать европейский опыт: там проводят фестивали, билеты на которые стоят очень дешево, а концерты идут весь день при переполненных залах. Но пока в России все стремятся к мгновенному обогащению, популяризировать классическую музыку трудно.

Какую роль в становлении пианиста играет школа?

Школа учит мастерству, необходимому для долголетия музыканта. В 20 лет прекрасно играют все, в 40 — отдельные пианисты, а в 60 — это большая редкость. С другой стороны, то, как пианист и произведение великого композитора идут навстречу друг другу, сродни любви. А в любви школа играет незаметную роль.

Кто из ваших педагогов оказал на вас наибольшее влияние и почему?

Все мои педагоги были замечательными учителями: и Т.Е. Кестнер, и С.Л. Доренский, но самое сильное влияние на меня оказала Татьяна Петровна Николаева. Она была великой пианисткой, с каждым годом играла все больше, преподавала, сидела в жюри, давала мастер-классы, записывалась. Она была человеком немыслимой активности. Смотришь на нее и понимаешь: музыка — это богатство, от этого нельзя устать, это всегда безумно интересно, и чем ты старше, тем интереснее.