Спасти планету: с бизнесом или
от бизнеса?

Но как бизнес может внести свой вклад? Одни говорят, что нужно ограничить экономический рост и потребление природных богатств. И компании, и простые потребители должны научиться беречь ресурсы, повторно использовать все, что можно, и перерабатывать отходы. В целом потребление нужно сокращать. Ресурсы конечны, их надо использовать рачительно, памятуя о традиционной добродетели — самоограничении. Самое яркое выражение подобного мировоззрения — работы экономиста XIX века Томаса Мальтуса, первым высказавшего опасение, что при сохранении высоких темпов роста населения планета рано или поздно будет не в состоянии прокормить такое количество людей.

Мальтузианская теория до сих пор весьма популярна среди обычных людей и среди политиков, но ее не раз подвергали сомнению. Нобелевский лауреат экономист Роберт Солоу постулировал, что нет такой проблемы, в том числе экологической, для которой человек не смог бы найти решения, положившись на свою изобретательность. Такой подход близок многим из нас — в силу природного оптимизма, и именно из него исходят противники введения любых законодательных мер, сдерживающих развитие экономики.

Не трудно догадаться, что объединить эти две точки зрения не так-то просто. Однако, если мы действительно хотим продвинуться в решении глобальных экологических проблем, нам придется применить оба подхода.

Мир по Мальтусу

Исходное положение мальтузианской теории: если население планеты растет быстрее, чем ее способность давать пропитание и другие необходимые жизненные блага, стоимость последних постоянно возрастает, в то время как заработная плата падает, ведь рабочих рук становится все больше и больше. В какой-то момент мы просто не сможем позволить себе иметь детей и рождаемость резко сократится, что приведет к демографической катастрофе. Выдвинув свою апокалиптическую теорию 200 лет тому назад, Мальтус сразу привлек к себе внимание мыслителей того времени. Пессимистический взгляд на перспективы развития человечества вызвал жаркие споры. В частности, теория Мальтуса способствовала принятию в Великобритании так называемого закона о зерне, установившего высокие пошлины на ввоз дешевой пшеницы из других стран. Известно, что Мальтус оказал большое влияние на формирование эволюционных взглядов Чарльза Дарвина.

Однако Мальтус работал над своей теорией в эпоху, когда не существовало механизированного сельскохозяйственного производства, а к примеру, 90% американцев жили и работали на фермах. И вот, благодаря свободному развитию фермерства и механизации в Северной и Южной Америке, Новой Зеландии и Австралии, рост продуктивности угодий из линейного (а именно на этом и зиждилась вся теория Мальтуса) становится геометрическим. За этим последовал головокружительный скачок производительности труда в промышленности и сельском хозяйстве. Казалось, Мальтус в корне ошибался в своих прогнозах, и его место на политической арене занял ведущий британский экономист Альфред Маршалл. Он поставил во главу угла экономического развития рост производительности труда, изучению которого посвятили труды его многочисленные последователи. Идеи Мальтуса на недолгое время вновь стали предметом обсуждения 40 лет назад, когда Пауль Эрлих (автор книги «Бомба народонаселения», 1968), Римский клуб («Пределы экономического роста», 1972), Уильям Нордхаус и Джеймс Тобин («Экономического роста больше нет?», 1972) в самых ярких красках и жестких выражениях выступили с предупреждением: экономический рост вот-вот подведет мир к опасной черте. Однако дальнейшие события, казалось бы, снова развеяли эти опасения. Цены на энергоносители и основные продукты упали, снятие ограничений в торговле способствовало свободной конкуренции, а достижения технического прогресса открыли новые отрасли и обеспечили существенный рост производительности труда. И только сегодня, когда экологическая ситуация на планете ухудшается час от часа, идеи Мальтуса опять в центре внимания.

Тезис «мы сами роем себе могилу» опять вызывает жаркие споры, участники которых ищут ответ на вопрос, что должны сделать крупные корпорации, чтобы человечество смогло решить назревшие проб­лемы экологии. Современные мальтузианцы расширили исходный тезис о конечности пищевых ресурсов. Они утверждают, что чем искуснее мы производим самые разные вещи, тем дешевле становится их потребление и тем быстрее люди плодятся и поглощают природные богатства. И снова мы готовы поверить, что за экономический рост приходится платить утратой природных ресурсов — нефти, рыбы, чистого воздуха, пресной воды, лесов и т.п. Наша хозяйственная деятельность съедает невозобновляемые богатства и ведет к деградации всей экосистемы, одновременно способствуя все более быстрому росту населения планеты. Иными словами, мы приближаемся все ближе и ближе к маячащей где-то впереди преграде. И рано или поздно мы с ней столкнемся и произойдет ряд катастроф: от природных катаклизмов до эпидемий чумы, голода и полного вымирания. Единственный способ избежать этого — замедлить экономический прогресс.

Рачительное отношение к природным ресурсам стало лейтмотивом нашего времени. Ответственный гражданин должен меньше потреблять, повторно использовать все, что можно, и сдавать отходы в переработку. Добропорядочная компания — прекратить экспансию, беречь ресурсы и сокращать объем вредных отходов. Чтобы выиграть главную битву — за нашу планету, бизнес должен поступиться меньшим, сознательно ограничив свой рост. А государство, в свою очередь, обязано поощрять такое самоограничение и даже настойчиво его требовать.

Мир по Солоу

В отличие от Мальтуса, Роберт Солоу, один из влиятельнейших адептов учения Маршалла, во главу угла поставил рост производительности труда. Капитал, вооружившийся новыми технологиями, более продуктивен, чем старый капитал, а технический прогресс ведет к росту производительности труда. Согласно Солоу, чтобы стать богаче, человечеству нет необходимости захватывать новые территории и природные богатства.

Все, что нужно — это постоянно придумывать новые принципы работы в уже сложившихся условиях. Классический пример таких инноваций — время Второй мировой войны. Когда Япония захватила Малайзию — единственный в мире источник природного каучука, страны антигитлеровской коалиции столкнулись с серьезной проблемой: без резиновых покрышек самолеты союзников могли оказаться прикованными к земле — тогда война, скорее всего, была бы проиграна. Не оставалось ничего иного, как проявить изобретательность. В результате появилась искусственная резина, производство которой наладили в считанные месяцы. Многие последователи Солоу пошли еще дальше. Экономист Пол Ромер выдвинул тео­рию, согласно которой экономический рост может быть безграничным, ибо нет предела развитию новых технологий. По его мнению, инвестируя в человеческий капитал, можно постоянно повышать отдачу от капиталовложений.

Особенно Ромер подчеркивал важность эффекта перелива — научно-технические достижения в одной области стимулируют развитие технологий в других сферах. Когда разработчики Bell создали транзисторы для телефонной связи, они и не подозревали, какое широкое применение найдет их изобретение. А когда инженер компании Motorola Мартин Купер в 1973 году придумал сотовый телефон, никто и представить себе не мог, как это устройство изменит жизнь людей во всем мире. В том же году фотограф-натуралист Дэн Гибсон сконструировал и запатентовал параболиче­ский микрофон для записи птичьих голосов. Он и подумать не мог, что скоро увидит свое изобретение на футбольных матчах. Развитие новых технологий и их «перелив» резко повысили уровень жизни миллиардов людей, что до сих пор служило опровержением теории Мальтуса о неизбежном крахе цивилизации.

Адепты теории инноваций вспоминают так называемую «зеленую» революцию 1960-х, когда рост мирового сельскохозяйственного производства превзошел даже самые оптимистичные прогнозы. По­следователи Солоу утверждают, что техниче­ские инновации либо помогут нам растянуть природные запасы, бесконечно отодвигая наступление катастрофы по Мальтусу, либо вовсе «отменят» ее наступление.

Схватка продолжается

Теории находятся в непримиримом противоборстве. Мальтузианцы считают последователей Солоу либо утопистами, либо безумцами, ведь те отказываются видеть рубеж, к которому мы уже так близко. Мальтузианцы полагают, что сама природа положила предел экономическому развитию и человек не в силах это изменить. Инновации — прекрасная вещь, но вовсе не панацея. Упование на технический прогресс просто убаюкивает бдительность, вместо того чтобы призвать всех сократить потребление, повторно использовать вещи и перерабатывать отходы.

В свою очередь, последователи Солоу считают мальтузианцев луддитами нашего времени. Если паникеры встанут на пути прогресса, то не дадут людям в полной мере реализовать потенциал улучшения жизни. По мнению соловианцев, технический прогресс видоизменил общество, не вызвав при этом дополнительного давления на население Земли. Развитие медицины и фармацевтики снижает уровень рождаемости, так как у родителей меньше причин опасаться, что их ребенок погибнет. Если же мы начнем во всем себя ограничивать, то, может, и отдалим роковой рубеж, но так и не изобретем способ его преодолеть, а потому, действуя по мальтузианским рецептам, с еще большей вероятностью уготовим себе ту самую будущую катастрофу, которой так хотим избежать.

Несовместимость подходов ведет к бездейст-вию. Корпорации и правительства не в силах сделать выбор между диаметрально противоположными концепциями. Гораздо проще сидеть и ждать, кто в конце концов окажется прав, чем подвергать своих инвесторов риску неверного решения. Именно этим, в частности, объясняется позиция американских автопроизводителей по проблеме экономного расхода топлива. Они 40 лет не могли решить, стоит ли создавать автомобили с более экономным расходом топлива (по Мальтусу) или, наоборот, инвестировать в разработку электрических и водородных двигателей (по Солоу), и продолжали выпускать огромные внедорожники и пикапы, что чуть не привело к полному краху отрасли в 2008 году. Конечно, мир не окрашен в один цвет, и ни одна из двух теорий в крайнем выражении про­сто не может быть верной. Если бы были правы ортодоксальные мальтузианцы, технический прогресс на Земле остановился бы давным-давно, а цивилизация уже катилась бы к закату, а возможно, и просто прекратила существование. А если бы истина была на стороне правоверных последователей Солоу, мы с вами сегодня не задыхались бы от углеродных выбросов, а над Австралией не зияла бы озоновая дыра. С другой стороны, в обеих теориях есть рациональное зерно. Каждая оперирует убедительными доводами и правдоподобными прогнозами. К сожалению, до сих пор попытки объединить два подхода ни к чему хорошему не приводили.

Примером может служить Киотский протокол. Его идеологи, с одной стороны, вслед за Мальтусом надеялись, что введение квот на вредные выбросы будет способствовать их сокращению. Одновременно они вполне в духе Солоу уповали на то, что по мере того как штрафы за загрязнение атмо­сферы будут расти, государствам так или иначе придется искать инновационные решения и альтернативные источники энергии. Следует признать, что ни того, ни другого не произошло. Мы потратили массу усилий и средств на создание систем обнаружения и измерения выбросов, изучение способности тропических лесов поглощать углекислый газ, а также на переоборудование отработанных шахт в хранилища жидкого CO2. Но экономика до сих пор остается полностью зависимой от нефти и газа, а концентрация CO2 в атмосфере продолжает расти. Ведущий экономист в сфере охраны окружающей среды Уильям Нордхаус назвал Киотский протокол неэффективным и призвал заменить его всемирным налогом на углерод, который заставит искать инновационные решения уже не правительства отдельных стран, а компании и конечных потребителей. Так что же пошло не так?

Проблема в том, что, пытаясь примирить две теории, мы искали компромисс: я чуть-чуть уступлю, если ты чуть-чуть подвинешься, и таким образом мы все куда-то немного продвинемся. Но чтобы преодолеть экологический кризис, нужны подходы, опирающиеся и на ту, и на другую теорию. Так думают многие политики, но вот конкретных «объединенных» стратегий пока мало. А именно это крайне необходимо. Ибо, если верны обе теории и будущее содержит элементы каждой, должны существовать и условия, в которых каждая дает более сильный эффект. Потребители, корпорации и государства способны оказывать определенное влияние на эти условия, а значит, и на то, какой из двух сценариев будет разыгран. Однако для этого мы должны совершенно точно знать, чем в итоге будет обусловлен выбор.

Как решить проблему с помощью инноваций

Чтобы создавать радикально новые технологии, прежде всего нужен капитал, который можно было бы вложить в предприятие с довольно неопределенными перспективами. Alta Devices — классический пример технологической компании Силиконовой долины — полагала, что с помощью арсенида галлия можно повысить эффективность фотоэлектронных элементов на 30%. Чтобы понять, можно ли это сделать по приемлемой для рынка цене, и если можно, то как, компании необходимо было вложить $72 млн в изыскания — без гарантий, что они принесут результат.

Такого рода инвестиции обычно делают либо независимые венчурные предприниматели, либо венчурные подразделения крупных компаний. Однако, вкладывая значительные деньги, они хотят быть уверены, что решение проблемы принесет в будущем стабильный высокий доход. Инновации по Солоу происходят, если проблемный ресурс стоит дорого и его нечем заменить. Если не понимать этого, может получиться как с американским регулированием этанола.

После нефтяного кризиса 70-х годов прошлого века Конгресс США принял закон о налоговых послаблениях производителям этанола, дей­ствующий по сей день. Президент Джордж Буш подкрепил это решение, утвердив в 2005 году Акт об энергетической политике, предписывающий разбавлять бензин возобновляемыми видами топлива. Это вызвало мощный поток инвестиций в производство биоэтанола. Конечно, Конгресс и президент руководствовались желанием снизить зависимость экономики от невозобновляемого топлива (бензина), заменив его возобновляемым (этанолом). Также они хотели ослабить влияние импорта ближневосточной нефти. Чтобы поддержать отечественного производителя, правительство подняло акциз на импорт этанола из Бразилии. Естественно, эти меры вызвали рост производства этанола в США.

Но такая политика с самого начала была обречена на провал, поскольку правительство не могло гарантировать стабильно высокую цену на бензин — она зависит от мировой цены на нефть и иногда падает совсем низко. Соответственно, колеблются и прибыли производителей этанола, и объемы инвестиций в эту отрасль. Значит, инновационный сценарий по модели Солоу в прин­ципе был невозможен. Производство биотоплива росло, причем по старой технологии. Это привело к росту внутренних цен на зерно, что, в свою очередь, вызвало удорожание продуктов питания. Сейчас, когда провал этой политики все очевиднее, правительство дает понять, что может пересмотреть свой курс. Но это будет означать крах инвестиций в производство этанола, и в будущем инвесторы вряд ли будут доверять государству в любых инициативах, направленных на развитие «зеленых» технологий. Совсем иначе вела политику по развитию солнечной энергетики Германия.

В 2000 году, дабы стимулировать приток инвестиций, государство приняло закон о возобновляемых энергоносителях. Чтобы инвесторы, вложившие в солнечную энергетику немалые средства, могли в будущем получать стабильный доход за счет высоких цен на производимую энергию, правительство предписало сетевым компаниям закупать «солнечные киловатты» в пять раз дороже, чем обычные. Так удалось создать условия, имитирующие высокие цены на углеводородное сырье. Капиталовложения в солнечную энергетику оправдывались высокими доходами. К 2010 году в Германии мощностей по производству «солнечной» электроэнергии было вдвое больше запланированного, и компании начали поставлять в Китай технологии строительства солнечных электростанций «под ключ». Китайцы развернули огромное производство солнечных панелей и резко снизили их себестоимость.

В Германии за период с 1998 по 2011 год, когда цены на «солнечную» электроэнергию жестко регулировались государством, стоимость установки мощностей по ее производству в пересчете на ватт упала с $11 до $3. По прогнозам к 2020 году она станет еще как минимум вдвое дешевле. Правительство обеспечило стабильно высокие цены на продукцию, и потому инвесторы могли рассчитывать на неплохие доходы от своих вложений. Эти инвестиции поддержали развитие новых технологий и подстегнули рост производства панелей. Себестоимость «солнечных» установок стала ниже, чем традиционных ТЭЦ. Сейчас солнечная энергетика Германии прочно стоит на ногах и может обходиться без протекционистских цен. Чему нас учит этот пример? Поскольку цены на все энергоносители зависят от цены на нефть, надо зафиксировать для потребителей ее минимум и к нему привязывать дотации, стимулирующие инновации в энергетике. Например, опосредованно введя, как Германия, соответствующую ценовую политику для нефтезамещающих технологий. Торговля квотами на углеродные выбросы никак не решает проблему стабильности прибылей от вложений в альтернативные технологии. Куда правильнее было бы ввести переменный налог на углеводороды, который не позволил бы цене нефти для покупателя опуститься ниже установленного минимума. У корпораций есть все необходимое, чтобы повлиять на принятие подобного решения.

Многие крупные компании уже объединились и требуют установить высокие цены на невозобновляемые ресурсы — тогда им будет выгодно вести разработки в своих подразделениях НИОКР. Ассоциация европейских автопроизводителей призывает «сделать уровень CO2 главным критерием для налогообложения, дабы поощрить потребителей покупать машины с более низким уровнем выбросов». Но мы видели, как американские автопроизводители несколько лет пытались любыми путями обойти введенные государством в 1975 году стандарты расхода топлива (Corporate Average Fuel Economy — CAFE), выпуская внедорожники и пикапы, для которых норма расхода топлива была более щадящей.

Как работает механизм самоограничения

Для успеха инноваций по модели Солоу, как правило, нужны особая государственная политика и желание корпораций. Потребителю отведена не очень важная роль, а главная ответственность лежит на игроках, располагающих значительными бюджетами. Напротив, проповедуемое мальтузианцами самоограничение практически не зависит от внешних факторов. Здесь успех обеспечивается совокупностью отдельных, иной раз совсем мелких шагов.

Главное — неукоснительно стремиться к цели: сокращать потребление, повторно использовать продукты и перерабатывать отходы — как простым потребителям, так и компаниям. Добиться этого можно тремя способами: государственным регулированием, экономическими стимулами и, наконец, давлением общественности и морали. Самый простой и прямолинейный способ — регулирование. В Германии потребители обязаны сдавать старую бытовую электронику и аккумуляторы, а магазины — принимать их на переработку. Если люди готовы к самоограничению, госрегулирование приносит пользу. Однако нельзя всюду вводить одинаковые правила.

Для начала обязать всех собирать макулатуру и стеклотару отдельно от остального мусора. Когда это войдет в привычку, потребовать, чтобы стекло вдобавок разделяли по цвету. Но надо помнить: привычки у всех разные. Трудно уговорить жителей Нью-Йорка складывать мусор в пять разных мешков. А в Австрии такая практика — норма, ведь там сильны традиции самоограничения. Сдвинуть дело с мертвой точки может умелое сочетание государственного регулирования с экономической выгодой. К примеру, в Торонто и других североамериканских городах введена плата за вывоз мусора, которая напрямую зависит от его объема. У каждого человека появился стимул сводить бытовые отбросы к минимуму. И все же экономические меры работают не всегда.

Люди находят способы извлечь непреду-смотренную выгоду, зачастую в ущерб тому, ради чего эти меры были введены. Когда стоимость вывоза мусора зависит от объема, но при этом никак не регулируется его состав, появляются новые виды упаковки, занимающие меньший объем, но плохо поддающиеся переработке. По­этому политика, опирающаяся лишь на денежную выгоду, вряд ли приведет к успеху. Чтобы правила и экономические стимулы работали, абсолютно необходима адекватная инфраструктура. Стратегия переработки предполагает сеть пунктов сбора и мощностей для ресайклинга. Чтобы сокращать потребление, нужна инфраструктура, позволяющая его измерять. У человека не будет особого стимула экономить воду, если он не увидит, что счета становятся меньше. Часто подобную инфраструктуру как в местном, так и в национальном масштабе обеспечивает государство, однако ее могут предоставлять корпорации и другие организации.

Самый эффективный, но и самый непростой способ заставить людей и компании делать то, что нужно, — сформировать правильное общественное мнение. Именно стремление показать свое небезразличие к проблемам экологии, а вовсе не высокая стоимость топлива, побудило людей отказаться от некогда статусных хаммеров. Вполне возможно, что Prius продается лучше, чем Camry с гибридным двигателем из-за того, что первый существует только как гибрид, а у Camry есть двойник с обычным двигателем. Водитель Prius выглядит более социально ответ-ственным, чем водитель Camry. Корпорации тоже испытывают на себе давление общественного мнения. Так, Walmart была вынуждена одной из первых разработать и внедрить «зеленую» закупочную политику. А Coca-Cola пересмотрела свою практику расхода пресной воды и вышла с амбициозными инициативами по сохранению водных ресурсов: теперь компания бережет водоемы и ведет проекты по снабжению питьевой водой в беднейших странах. Общественное мнение невозможно навязать сверху, однако есть немало способов его «подогреть» и направить в нужное русло. Различные неправительственные организации разрабатывают стандарты потребления; они оценивают усилия конкретных компаний в том, что касается энергосбережения и переработки отходов, и выдают дипломы и сертификаты.

К примеру, McDonald’s может с гордостью демонстрировать, что заботится о сохранении мировых рыбных запасов, поскольку Совет по рациональному использованию морских ресурсов сертифицировал, что рыба в бутерброде филе-о-фиш поставляется из рыбных хозяйств, то есть не обедняет мировой океан. Подобным же образом Walmart получила от Совета по рациональному использованию лесных ресурсов сертификат на продаваемые ею пиломатериалы, благодаря тому что вносит лепту в сохранение тропических лесов. Сейчас с приходом социальных СМИ общественное мнение формируется быстрее и разносится шире. Объединив усилия, граждане, компании и правительства могут сделать гигантский скачок вперед. В Сан-Франциско недавно отпраздновали настоящую победу: город сумел вчетверо сократить объем отходов на два года раньше намеченного срока. Окрыленные успехом, теперь его жители планируют к 2020 году свести отходы к нулю. Когда мы говорим о сокращении потребления, повторном использовании и переработке, может сложиться впечатление, будто все это вещи второстепенные и проблемы не решают. Однако это не так. Хорошим примером может служить производитель одежды класса люкс Loro Piana. Компания долгое время закупала самую высококачественную и дорогую шерсть — альпаку, которую дают дикие ламы-викуньи, обитающие в Андах. Веками индейцы племени инков охотились на этих животных и продавали их шерсть.

Чем выше становился спрос на альпаку, тем быстрее уменьшалась популяция диких викуний. Когда руководство Loro Piana узнало, что в Перу их осталось всего 6 тысяч, оно направило правительству этой страны предложение создать в горных районах питомники диких лам и просто стричь их, вместо того чтобы убивать. Это был мальтузианский подход, предполагающий повторное использование ресурса, но на деле он радикально изменил как бизнес компании, так и образ жизни местного населения. Для того чтобы модель сохранения природных богатств сработала, потребители, компании и правительства должны в равной мере осознавать, что тому или иному ресурсу грозит опасность. Сама по себе высокая цена на ресурс ничего не гарантирует. Известно, что повышение цен на энергоносители снижает энергопотребление в пределах эластичности спроса. А высокая цена на рог носорога, наоборот, подтолкнула браконьеров истреблять еще больше этих животных, практически поставив вид на грань вымирания.

Ситуация схожа с той, что мы видим в угольной и нефтяной отраслях, где стоимость производства растет намного медленнее, чем потенциальная выгода от продажи продукта. Когда правительство Перу пообещало поддерживать закупочные цены на викунью на стабильно высоком уровне, фермеры пошли на временные неудобства и потери, связанные с необходимостью приручить диких животных и стричь их не слишком часто, чтобы те могли выжить в суровом высокогорном климате. Жители поняли выгоду: поголовье будет увеличиваться, а значит, и шерсти можно будет стричь больше.

Часто для успеха подобных инициатив необходимо, чтобы в обществе созрела нравственная потребность изменить ситуацию. Южная Африка добилась невероятных успехов в решении, казалось бы, безнадежной проблемы мусора. Не последнюю роль в этом сыграл лично бывший президент, легендарный Нельсон Мандела, провозгласивший начало кампании по охране окружающей среды. Таким образом, наибольший успех мальтузианским инициативам приносит сочетание всех трех факторов: государственного регулирования, экономических стимулов и давления общественного мнения.

Как сделать правильный выбор

Проанализировав историю применения каждой из рассмотренных нами стратегий, мы выработали несколько простых правил и рекомендаций, которые помогут выбрать ту или другую в каче­стве основной — в зависимости от конкретной ситуации. Предлагаемый последователями Солоу путь инноваций — безусловно, более долгосрочная стратегия, ибо создание новых технологий требует времени. Поэтому, если какой-то ресурс находится под угрозой скорого исчезновения и ему нет готовой замены, модель Солоу не подойдет.

Когда стало известно, что фреоны разрушают озоновый слой атмосферы, нам пришлось запретить их. Когда спрос на черную икру поставил на грань исчезновения популяцию осетровых в бассейне Черного и Каспийского морей, осетров внесли в Конвенцию о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой уничтожения, и был введен запрет на импорт. Это один из самых строгих запретов в мировой торговле. В подобных случаях потребители, компании и правительства должны единым фронтом выступить за принятие мальтузианского решения. Однако, если угроза кризиса не столь остра, у нас есть возможность пойти по пути, предложенному Солоу. К примеру, ответственное отношение к потреблению энергии вовсе не должно непременно вести к сдерживанию экономического роста. Просто государство должно в определенный момент вмешаться, создав такую систему ценообразования, которая бы поощряла инновации в бизнесе. Именно так правительство Германии продвигало использование солнечной энергии. Не факт, что человечество выиграет, если государство, стремясь изменить поведение компаний и по­требителей, начнет вкачивать огромные сред­ства в создание систем ограничений и дотаций, вместо того чтобы стимулировать развитие новых технологий. Скорее — наоборот. Точно так же, если компании готовы лишь незначительно совершенствовать существующие технологии, они упустят возможность радикально повысить производительность труда, которую им может дать внедрение революционных инноваций.

Однако, даже если в качестве основного вы выбираете подход Солоу, это не должно означать, что вы полностью отказываетесь от самоограничения по модели Мальтуса. Вопрос не стоит как «либо — либо». И крупный бизнес, и государство должны искать новые методы оценки потребления природных ресурсов и поощрения их бережного использования. Тогда мальтузианское самоограничение даст человечеству выиграть время, необходимое для создания новых технологий.

Что нам действительно нужно, так это более решительный и более продуктивный сценарий преодоления экологического кризиса. Мальтузианский сценарий — это по сути вестерн. Бизнес играет в нем роль бандита, государство — шерифа, а потребители — ротозеи, наблюдающие за их схваткой. Если же фильм поставлен по сценарию Солоу, бизнес въезжает в город на белом коне и спасает его (с помощью новых технологий), в то время как государство (шериф) просто старается ему не мешать, а обыватели пьют и бездельничают в баре. Прямое противопоставление этих сценариев ведет к бесконечным спорам, которые только запутывают дело и до бесконечности откладывают окончательный выбор стратегии. Если же мы объединим оба сценария в один, мы сможем дать роль каждому и вдохновить его на свершения. А это как раз то, что поможет выиграть битву за природу. Государство будет применять те или иные рычаги в зависимости от желаемого результата. Простые граждане изменят привычки и станут применять новые технологии. А бизнес сможет заниматься тем, что умеет лучше всего, — создавать инновации, которые помогут спасти планету.