Главная угроза для человечества не технологии, а
мы сами

Несколько недель назад светлым вечером я вышел погулять по улицам Вены. Я приехал сюда на встречу директоров по кадрам, это была третья за осень конференция, где основной темой стала «технологическая революция» и ее последствия для занятости, образования и образа жизни людей.

Часом ранее на заседании я отвечал на твиты аудитории и вызвал тем самым спор среди самих участников: становлюсь ли я человеком разумным, пользуясь планшетом за кафедрой? Укрепляются таким образом связи между индивидами или же ослабляются? Я все еще размышлял над этими вопросами, как вдруг мне на глаза попался ряд уличных скамеек в соседнем переулке.

Я свернул туда, испытывая чувство дежавю, которое не мог осмыслить, пока не оказался перед входом в общежитие студентов консерватории. И тогда внезапно нахлынуло воспоминание о другом осеннем вечере на этой же самой улице.

Я стоял здесь 25 лет назад, когда путешествовал по Европе. Мы с друзьями выдумали глагол (интеррейлить) от названия месячного льготного билета для людей младше 26 лет — Interrail, как сегодня гуглить.

Эти дешевые билеты на поезд были плодом продуманной социальной политики. Молодые люди ехали в единую Европу, чтобы стать взрослыми, ехали навстречу друг другу, прочь от провинциальных предрассудков и старых конфликтов, еще отбрасывавших свою тень на континент.

Для многих представителей моего поколения идеал единой Европы без границ возник вследствие травмы, пережитой нашими родителями во время Второй мировой войны. Когда наступил мир, все ждали процветания и всеобщего благополучия. Но именно тогда европейская идентичность воплощалась не на словах, а на деле, когда люди проводили долгие ночи в переполненных вагонах второго класса, ехавших в Париж и Мюнхен, Мадрид, Стокгольм и Амстердам.

Стоя на венской улице спустя четверть века, то время, которое я прожил и проработал во многих европейских странах, я понял: эти поезда были одной из самых человечных технологий, из всех, чьему влиянию я подвергался за всю свою жизнь.

Читайте материал по теме: Мы все теперь живем в Энронии

И таковыми они сделались не благодаря эффективной работе инженеров или льготным ценам на билет — они дарили нам свободу передвижения и общение. Интеррейлинг раздвигал рамки твоего Я, твоей среды. И люди, вовсе на тебя не похожие, становились более понятными. Но, чтобы осознать роль этих поездов, нужно посмотреть на них и с технологической, и с гуманистической точки зрения, представить себе их географические и культурные маршруты, что они делали и что это значило для нас.

Эти две призмы требуются для оценки любой технологии. Ныне, к сожалению, мы ставим на первое место чисто технологический аспект. Что дает нам новая технология? Какие функции выполняет, куда нас ведет? И гораздо реже мы спрашиваем, кем мы становимся, когда пользуемся ею.

Развитие информационных технологий вызывает в обществе смешанные чувства: и надежду, и тревогу. Когда-то эта смесь эмоций предназначалась харизматичным лидерам, но ныне технологии и лидерство связаны друг с другом теснее, чем когда-либо. Электромобили, гаджеты, интернет-магазины, поисковые системы, соцсети — множество высокотехнологических компаний со знаменитыми руководителями во главе, стремительно завоевывая мир, одновременно вызывают и энтузиазм, и подозрение со стороны общества.

Надежда и тревога по поводу суперсовременных технологий и их использования зародились отнюдь не вчера. Один из вопросов остался без ответа в XXI веке: не злоупотребляют ли государства и компании данными своих пользователей? То есть, по сути, речь идет об опасности, которая грозит нам перевесом в пользу технологий, а не подлинной человечности.

Однако теперь уже речь идет не только о бизнес-лидерах, злоупотребляющими возможностями, которые эти технологии предоставляют, но о каждом из нас — хозяине собственной жизни.

Мы хотим себя убедить в том, что пока еще человек контролирует технологии, а не наоборот. Но в то же время мы смирились с тем, что технологии, а не гуманизм превалируют над человеком. На словах мы заботимся о свободе, связях и культуре, а на деле — о влиянии, эффективности и сверхдоходах.

Читайте материал по теме: Во что превратился капитализм в XXI веке

Технологии не следует именовать революционными лишь потому, что они обеспечивают бизнесменам больше власти и охвата аудитории. Ничего нет революционного в том, что эти люди пускают в ход новые инструменты для утверждения старой власти. Технология становится революционной лишь в том случае, если она меняет само понятие власти, отношение к ней или распределение полномочий. И даже в этом случае остается открытым вопрос: кому это перераспределение на пользу и как на следующем этапе поступят допущенные к власти люди.

Точно так же технологию нельзя назвать гуманной лишь потому, что благодаря ей люди получают возможность шире распространять свой опыт и делиться им. Ничего особо человечного нет в том, чтобы выдумывать мифы и насаждать их с помощью этих новых инструментов. Технология окажется ориентированной на человека лишь тогда, когда она позволит нам вернуться к своим истокам, научит переосмысливать их, обмениваться идеями и таким образом лучше понимать друг друга.

И если технологии зачастую порождают лидеров мнения, а порой наделяют властью случайных людей, то контролировать ее — дело как раз рук человеческих. Вот почему наиболее эффективные отношения между технократами и гуманистами — это спор равных. Перекос в любую сторону вреден. Мы способны контролировать технологии, отказавшись при этом от всего человеческого — оно обходится дорого, неэффективно. Этот подход устарел.

Вспомните один из самых знаменитых ныне мифов об одном из основателей компании Apple: дескать, герой-создатель не закончил университет, но зато всерьез изучал каллиграфию. Этот эпизод из биографии Стива Джобса зачастую трактуется так: гуманитарное образование, утонченный вкус, интеллект, отрицающий традиционную колею — качества ценные, поскольку на них была основана великая корпорация. Но эти качества ценны не потому, что человек, обладающий ими, кажется нам неординарной личностью. И значит, в этом восхищении кроется нечто губительное: гуманизм и все гуманитарное — лишь стратегия для технологических целей, а не их противовес.

Такая мысль унижает человеческую природу, и она стараниями разработчиков и привычками пользователей уже встроена в новые технологии. Как же нам ждать от технологий свободы и социальных связей, если мы сами заняли позицию, годную лишь для того, чтобы поработить и изолировать каждого из нас?

Прежде, чем в очередной раз обвинить во всех грехах смартфоны, давайте еще раз вернемся к тому спору, из которого выросли главные технологии прошлого века — технологии менеджмента. Самый популярный провозвестник научного менеджмента Фредерик Тейлор утверждал, что цель управления — наращивать эффективность и доводить до максимума прибыль предприятия. Но вскоре Питер Друкер опроверг эту теорию: он предложил нам гуманистический взгляд на роль руководителя как помощника, способствующего пробуждению самосознания и профессиональному росту своих подчиненных.

Развитие бизнеса в последнее столетие можно в целом понимать как итог противостояния этих двух видений на организацию труда, двух разных точек зрения на эффективность и успех. Но прогресс остановится, если вместо противостояния мы получим тейлоризм, слегка приукрашенный идеями Питера Друкера. Если нам только важна эффективность, а человеческие качества ничего не значат, то настоящая угроза заключается не в технологиях, которые мы создали, а в тех машинах, коими мы сами стали.

Как те старые поезда — мы не властны над темпом технологического прогресса, но мы выбираем направление своего пути. Назад мы не двинемся, и тем более важно понять, что такое «вперед», а не возмущаться и не радоваться по поводу набранной скорости.

Читайте по теме:

• Ренессанс менеджмента
• Умерь свой блеск, смешайся с пылью
• Игры разума: за что присудили Нобелевскую премию по экономике