За
чем бежим?

Людям свойственно сверять собственные успехи с уровнем достижений окружающих. Чем это чревато и почему так трудно выйти из гонки?

Никогда не ходите на встречи с университетскими однокашниками — предостерегает слушателей конференции TED философ Ален де Боттон. Почему? Да потому что кто-то из них наверняка добился большего, чем вы: разбогател, женился на красавице, приобрел известность или быстроходную яхту — мало ли чему мы можем позавидовать! А самую сильную зависть мы испытываем к достижениям ближних и особенно тех, с кем у нас много общего: возраст, специальность, происхождение.

С ними мы сверяем свои достижения — и иногда, увы, они сильно нас обходят. В книге «Status Anxiety», вышедшей в русском переводе в журнале «Иностранная литература» в 2012 году под названием «Озабоченность статусом», де Боттон объясняет, что погоня за признанием окружающих сродни жажде любви — только без сексуальной подоплеки. Если ты «никто», тебя просто не заметят, будут глядеть свысока, и твои таланты, тонкие душевные настройки, мысли и чувства мало кому будут интересны. В конце концов ты и сам, скорее всего, утратишь веру в себя. Поэтому каждый — или почти каждый — участвует в статусных гонках, причем чаще сразу в нескольких. И далеко не всегда эти забеги можно ранжировать по значимости. Допус­тим, ты аспирант, спортсмен и предприниматель, а при этом еще муж и сын. У этих ролей совершенно разные мерила успеха, но проигрывать нельзя ни в какой! Выдающемуся спортсмену или ученому простят посредственные результаты во всем остальном. Но что, если ни в одной ипостаси ты не достиг заметных успехов? Значит, ты этого заслуживаешь — сочтут окружающие, не особо вдаваясь в разыскания.

 В этом намеренном или ненамеренном упрощении — ведь на самом деле мы понимаем, что статус и достоинства человека могут не совпадать — повинны современные установки: вера в принципы меритократии, в равные возможности для всех и прочие достижения демократии.

 В традиционном сословном и кас­товом обществе слуги не меряются статусом с хозяином. Раб не мнит себя господином, и редко кто завидует богатству Британской королевы — замечает де Боттон. Но вот среди сверстников, живущих в одном городке и ходивших в одну и ту же школу, все обстоит иначе. В люди выбились те, кто этого достоин. Так нам по крайней мере объясняют, при этом забывая ­сообщить малоприятный вывод из этого правила: получается, что те, кто внизу, люди малодостойные?

 И если принцип меритократии восторжествовал, значит, о человеке можно судить по его визитной карточке, автомобилю и прочим статусным маркерам, забывая о том, что в мире достаточно людей умных и дельных, которым стечение обстоятельств или излишняя скромность помешали занять почетное место? Прежнее представление об успехе или неуспехе ближних учитывало фактор случайности, ведь само слово unfortunate (неудачник) имеет тот же корень, что fortune (удача). Теперь чаще употребляют слово «лузер», и самое большее, на что лузер может рассчитывать, — это снисходительность статусных и богатых знакомцев.

Сама парадигма, определяющая место каждого из нас в общественной иерархии, кажется незыблемой и подчиняющейся каким-то высшим законам. Но на самом деле она навязана властями предержащими и рабами статуса — снобами. Власть любого масштаба со школьной скамьи стремится построить свою парадигму успеха. Кто из нас не вспомнит какого-то одноклассника или сокурсника, который не просто плохо учился, а постоянно раздражал учителей, отказываясь играть в игру по их правилам, а во взрослой жизни стал круче всех?

 В наши времена статусные позиции подвижны, и сама парадигма статуса далеко не всегда прозрачна. Качества и навыки, гарантирующие высокий статус в одном сообществе, в другом могут оказаться совсем неважными или даже смешными. Но любой пересмотр собственного рейтинга в сторону понижения — вещь очень болезненная. Де Боттон призывает нас искать одобрения лишь у тех, кого уважаешь, чье мнение для тебя действительно значимо. Еще Шопенгауэр писал, что от желания нравиться быстрее всего исцеляет понимание подлинной сущности окружающих, людей неумных и грубых: «Кто придает большое значение мнению людей, делает им слишком много чести».

 Тем не менее в мире полно людей, для которых статус стал единственным критерием человеческих достоинств. Боттон отмечает, что снобистский менталитет свойственен не только британским клубам для джентльменов. Снобы всегда группируются вокруг групп влияния и власти. Их можно было найти в древней Спарте, когда почетом пользовались отважные воины, в средневековой Европе, когда центром силы были епископские дворы, и в Веймаре начала XIX века, когда превыше всех почитались поэты.

 Главный упрек де Боттона к современной модели: она слишком материалистична, то есть успех становится успехом, только если его можно измерить деньгами. Впрочем, связь между богатством и уважением возникла не сегодня. Адам Смит в «Исследовании о природе и причинах богатства народов» с иронией замечает: «Есть множество вещей, без которых можно прожить, но которые практически стали предметами необходимости, поскольку без них человек теряет уважение окружающих, а следовательно, и душевный комфорт». С тех пор экономисты единодушны во мнении, что бедность и даже нищета тяжелы не столько из-за прямых лишений, сколько из-за стыда. Но почему неумение зарабатывать рассматривается как признак человеческого изъяна, а не просто как неуспех в одной конкретной области куда более обширного и многогранного проекта: прожить достойную жизнь? Разве достаток может быть главным мерилом порядочности? ­

Для того чтобы зарабатывать, как правило, действительно нужны упорство и трудолюбие. Но не ими едиными измеряется человек. В «Руководстве для умной женщины по вопросам социализма и капитализма» Бернард Шоу говорит: бессовестный человек «отхватит себе три-четыре миллиона, продавая плохой виски, или спекулируя зерном, или выпуская дурацкие газеты и журналы с лживыми объявлениями», в то время как люди, «проявляющие самоотверженность или рискующие жизнью ради знаний и блага человечества», могут окончить дни в бедности и забвении.

Судить об окружающих по доходу глупо и безнравственно. Но не судить и не сравнивать вообще выше наших сил: озабоченность статусом, безусловно, неприятна, но она следствие эволюции и до сих пор помогает нам выживать и преуспевать в человеческом сообществе, — говорит профессор Дэвид Басс из Техасского университета в Остине. Страх прослыть лузером вытекает из здорового честолюбия и уважения к мнению сообщества. Согласно теории социального сравнения люди покупают брендовые вещи, дорогие автомобили, модные гаджеты и выкладывают в социальные сети фотографии в духе «посмотрите, насколько я крут и сколько всего успеваю» — и ожидают восхищения окружающих, потому что они тщеславны по своей природе. Желание вписываться в общество вполне здраво, но лишь до тех пор, пока не становится мерилом счастья и единственным критерием собственной ценности. Озабоченность статусом опасна лишь постольку, поскольку зависит от установок, которые мы принимаем по инерции, из трусости или потому что бездумно верим в их безальтернативность. Преуспеть в жизни можно по-разному — например, стать философом, способным объяснить людям, откуда проистекает их озабоченность статусом и как ее преодолеть.